Гладиатор

Сбросив плавучий якорь, надел маску, ласты – нырнул. Катер, почти вертикально скользнувший кормой вниз по склону подводного холма, лежал как на ладони метрах в двадцати – двадцати пяти под ним, совсем рядом. Склон полого уходил вниз, казалось невероятным, что утонувшее судно сумело попасть именно на гребень, а не скользнуть вниз, в чернильную тьму сероводорода, мертво колыхающегося метрах в ста пятидесяти под ним. Черное море – мертвое море. На глубине. Но здесь, под ним, весело и плавно бродили солнечные блики по какому-то слишком даже целому остову катера. Следы пожара были видны, корму изрядно разворотило, но не обломки же перед ним?..

Он вернулся в лодку, надел акваланг, попробовал, как сидит загубник. Не забыл и фонарик. Пора. Рухнув баллонами вниз, повис среди пузырьков, потом медленно стал погружаться. Катер лежал – вот он, рукой подать! – совсем близко. Он казался сейчас немного шире и длиннее, чем был. И мрачное, осторожное безмолвие усиливалось сиплым проходом воздуха в загубнике, каким-то постукиванием на глубине, скрежетом и тонкими, въедливыми голосами лодочных моторов где-то очень далеко. Погружение было таким же, как и десяток лет назад. Только тогда рядом с ним были товарищи, да и ныряли они за давно смирившимися утопленниками: к греческим усадьбам, потухшим очагам, амфорам и живым блистательным мозаичным фрескам, часто встречающимся на античных поверхностях бассейнов и стен. Было так весело, столько крикливого азарта, столько уверенности в бесконечности этих солнечных мгновений… Там был его закадычный друг, Павел Субботин, так любивший Гумилева. Вместе с Павлом его и призвали в армию, и его побитую голову он однажды нашел на футбольном поле у села горных джигитов… Как все быстро протекло и завершилось на его глазах – и всего десять лет! – так быстро и на его глазах!..

Он медленно стал опускаться к усопшему судну.

Интересно, там ли Упырь или его сдуло взрывом и последующим погружением? Искаженный водой катер казался гораздо большим, чем накануне утром, когда Николаю пришлось так стремительно ретироваться.

Кормовая палуба изрядно пострадала от пожара, а последовавший взрыв смешал все здесь в какую-то беспорядочную путаницу из досок и еще чего-то зеленовато-серого. Сюда лезть, как он намеревался, смысла не было. Обязательно напорешься на что-нибудь. Или зацепишься – без напарника попадать в переделки не стоит.

Он поплыл к рубке – дверь открыта, и он смутно различил лестницу в трюмный мрак. За сутки откуда-то нагнало ила, и казалось, муть, словно пыль в том, верхнем, мире, припорошила все вокруг серовато-черным налетом. Может, это уже шутила шутки глубина, поглощавшая красно-теплые тона спектра. Лезть в темноту трюма не хотелось: атавистический страх – могильный страх – ознобом пробегал по хребту. Как тихо и как немо! Он шире отодвинул дверцу рубки, и вдруг петли заскрипели так неожиданно громко, так жутко!.. Еще раз оглянулся. Все пространство вокруг катера – склон, каменные обломки, черно-зеленые стебли водорослей – узорно пестрело в мерцающих зеленоватых сумерках.. Он решительно снял фонарик с пояса и медленно поплыл внутрь. Темно. Проплыл над ступеньками. Дверца трюма тоже полуоткрыта… луч фонарика запутался в ковре на полу каюты, поднялся выше, вдруг внезапно что-то мелькнуло и с бешеной быстротой, бледно-белой торпедой метнулось к нему – он вне себя шарахнулся в сторону, что-то схватило акваланг, дыхательный шланг – голова у него сразу оледенела и стянулась, сердце разорвалось и замерло… Николай заставил себя замереть вместе с остановившимся сердцем, чувствуя его в себе, как тяжкую ношу. Что это было? Огромная, раздутая страхом рыба? На привидение Упыря не похоже, помельче все же, насколько успел заметить. И что-то продолжало держать акваланг. Закинул руку за голову, стал медленно ощупывать: конечно, зацепился за ручку двери.

Чуть в сторону и свободен.

Такое ужасное ощущение!.. Он решил выбраться из трюма и немного передохнуть, просто увидеть свет, хоть и подводный. Осторожно развернувшись, выплыл вверх по ступеням, попал в рубку, потом на палубу.

И вдруг здесь, уже на свету, под толщей воды высотой с пятиэтажный дом, четко ощутил, что кто-то на него пристально смотрит. Черт побери! То же самое он заметил, приехав в город два дня назад, но то в городе, а тут, под водой, на глубине!.. Только что глупо пережитый призрачный ужас, видимо, исчерпал лимит страха; Николай оглянулся… В зеленых сумерках воды, в пяти-шести метрах от него замерли дельфины: два поближе и два над головой, хотя и мордами к нему.

Все они были неподвижны и, казалось, внимательно смотрели на него, хотя, конечно, глаз на таком расстоянии и при таком освещении видеть не мог.

Все вместе: и недавнее столкновение с рыбой в трюме, и глупый ужас, на мгновение, но завладевший им, и эти огромные поросята перед ним – разозлили и одновременно успокоили. Николай заметил, что так и не выключил фонарик. Выключил, прицепил к поясу и, показывая пустые руки, медленно поплыл к ближним дельфинам. Зачем? Наверное, хотелось разрядки.