ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР

Это было непростое для меня решение... Сейчас положение сложное и в самой партии, и вокруг нее. Отношение к ней в значительной степени в обществе изменилось... Идет, я бы сказал, плата по тем векселям, которые в свое время выдавались и, к сожалению, оказались неоплаченными.

Прошло пять лет перестройки. На первом этапе, когда руководство партии определило курс на ускорение социально-экономического развития страны, на перестройку, были выданы, я считаю, достаточно легковесные обещания вывести страну из того тупика, в котором она оказалась в течение двух-трех лет. Чудес в политике и экономике не бывает. И естественно, что иллюзии, которые были посеяны, сейчас рушатся, потому что положение не улучшается, а ухудшается. На внутреннем потребительском рынке, в экономике, да и в целом в стране. Речь идет фактически о тотальном кризисе в обществе... Вот эта обстановка нестабильности, по множенная на пустые прилавки магазинов, приводит людей к тому, что они задают себе вопросы: что нам дала перестройка? Кто виноват в этой ситуации? Естественно, первыми виновниками они видят ЦК, всю партию, поскольку именно она начала перестройку...

(Из интервью Г. Янаева газете «Труд», опубликованного 17 июля 1990 года)

Оставляя работу профсоюзного начальника, собрал в течение недели пленум ВЦСПС и, как водится, выступил перед коллегами с прощальной речью. Они же набросились на меня с упреками, обругали «ренегатом» (может, каким-то другим словом, но близким по смыслу), намеревались было лишить депутатского мандата (кандидатом в депутаты я был выдвинут от ВЦСПС).

Как мог, растолковал им ситуацию со своим уходом: «Чего ругаетесь, товарищи. Ведь иду на корабль, который не просто дал течь, а опасно накренился. Ну кто из вас, профсоюзных деятелей, согласится ныне идти на работу в партию? Никто. Поймите меня правильно. Я коммунист. Мои воспитание и мировоззрение строились на определенных принципах, на известной всем вам партийной дисциплине. Это раньше член Политбюро и ЦК КПСС был сиятельным вельможей и его портреты на праздничных демонстрациях носили трудящиеся, сейчас же все совсем по-другому...».

В общем, освободили меня от должности председателя ВЦСПС. Однако на состоявшемся вскоре после этого съезде профсоюзов, на который я решил не идти, вопрос о моем перемещении на партийную работу бывшие сослуживцы подняли вновь. Но, как говорится, поезд к тому времени уже ушел...

А через некоторое время Горбачев предложил мне возглавить... Гостелерадио. Тогда уж я буквально взмолился:

— Михаил Сергеевич, я ни дня в средствах массовой информации не работал. Ну какой из меня руководитель телевидения и радио!

— Ничего, ничего. Ты мужик сообразительный. Быстро вникнешь в специфику. Вышел от генсека с чувством, близким к отчаянию. Встретил остальных членов Политбюро. Обратился к Рыжкову.

— Николай Иванович, попросите, пожалуйста, Горбачева не назначать меня в Гостелерадио. Загубим ведь это дело, и меня как партийного работника загубим...

Расстроился, поехал к себе на Старую площадь... Поздно вечером Горбачев позвонил, успокоил: «Не паникуй. Не будем тебя в телевизионщики определять... Хотя как знать, возможно, еще передумаешь».

Еще одно «заманчивое» предложение с бухты-барахты поступило мне от генсека, когда возникла острая необходимость замены 1-го секретаря компартии РСФСР. Горбачев пригласил меня к себе и вновь «обрадовал»:

— Будем тебя рекомендовать вместо И.К. Полозкова. Сегодня же созовем «совет старейшин» и выдвинем тебя на место первого секретаря.

Тут уж я начал отказываться гораздо решительней, чем раньше: