Читаем Гюго полностью

Марион в отчаянии. Она припадает к ногам короля, молит помиловать Дидье. С просьбой о помиловании обращается к Людовику XIII и старый родственник маркиза-дуэлянта, противника Дидье. Они вымолили, они вырвали у короля драгоценный указ. Но вероломный и трусливый Людовик XIII трепещет перед Ришелье. Решение отменено. Королевская милость? О, она безгранична! Пусть радуются осужденные: виселица заменена плахой.

Дидье идет на казнь, не примирившись с Марион…

Чтение закончено. Секунда напряженной тишины, и вслед за ней бурный взрыв восторгов. Друзья бросаются к автору. Они приветствуют его творение. Это именно то, чего они ждали. Это открытие! Свежая кровь вливается в артерии французской драмы. Трепещущие контрасты, живые краски времени. Энергическое, мужественное звучание стиха! А с какой непринужденной смелостью переносится действие! Из покоев Марион на ночную улицу Блуа. Из барака комедиантов в королевский дворец. Долой традиционные единства места и времени! Их нет в новой пьесе Гюго, и она сценична!

Друзья не скупятся на похвалы. Бальзак горячо жмет руку Гюго. Правда, его оценка далека от этих кликов восторга, однако критические замечания неуместны в атмосфере бурного восхищения. Бальзак выскажется потом. Он напишет памфлет «Романтические акафисты» и высмеет в нем выспренний тон неумеренных похвал, укоренившийся в романтических салонах.

Директор «Комеди Франсэз» многоопытный Тэйлор одобряет пьесу, но беспокоится, пропустит ли цензура четвертый акт, в котором дана такая уничтожающая оценка королю Людовику XIII. Завтра Тэйлор скажет об этом Гюго и посоветует ему кое-что смягчить. Так оно будет спокойнее.

Дюма бросается Виктору на шею. Разве может его ученическая пьеса идти в какое-нибудь сравнение с этим творением мастера!

— Здесь все качества зрелости и никаких ошибок юности, — говорит Дюма. Но он не завидует. Он счастлив, хотя и побежден. Ведь это их общая победа. Только об одном он просит Виктора:

— Помиловать Марион! Прошу амнистии прекрасной куртизанке. Нельзя быть таким неумолимым. Сердце разрывается. Неужели благородный Дидье не простит ее перед смертью?

Даже иронический Мериме присоединяется к этой просьбе. Автор обещает подумать. Нельзя быть глухим, когда тебя просят о милости.

* * *

На другой день о новой пьесе Гюго говорил весь артистический Париж. Директора трех театров просили автора передать им пьесу. Но прежде всего ее надо послать в цензурный кабинет. Разрешат ли постановку?

Опасения не напрасны, постановка запрещена. Гюго будет драться за «Марион». Справедливость должна восторжествовать. Он добивается приема у министра внутренних дел Мартиньяка.

Министр сух, холоден, официален. Пьеса кажется ему крайне опасной. В ней содержится двойной выпад: против монархии и против священных традиций драматургии. Отзыв цензуры представляется министру даже слишком умеренным.

— Вы тут осмеиваете не только королевского предка, но и самого ныне царствующего короля, — сурово говорит министр автору. — В изображении Людовика XIII, преданного охоте и подчиненного влиянию кардинала, каждый может заподозрить намек на Карла X. Как можно в такое время, когда все усиливаются нападения на королевский трон и ожесточение партий с каждым днем увеличивается, подвергать оскорбительному смеху публики царственную особу? Со времени появления «Женитьбы Фигаро» Бомарше нам слишком хорошо известно, как может взбудоражить умы театральная пьеса. Я приму все зависящие от меня меры, чтоб не допустить, постановки вашей новой драмы, — заключает министр непререкаемым тоном.

Автор не верит своим ушам. Да, видно, он еще сохранил старые иллюзии о вольностях, процветающих во времена Реставрации. Но, может быть, к нему на помощь придет сам король?

Гюго просит аудиенции и получает разрешение. Но у него нет национального французского костюма — камзола, расшитого золотом. А в другой одежде к королю не допускают. Где достать? Выручает брат Абэль: в последнюю минуту он где-то добывает костюм. Спешно облачившись, Виктор идет во дворец Сен Клу. Аудиенция назначена на двенадцать часов дня.

В плечах слегка жмет, в горле пересыхает. Короля еще нет. Он задержался в церкви у обедни. Наконец прием начался. Докладчик вызывает: «Барон Гюго!» Виктор вздрагивает, заливается краской и в смущении проходит сквозь строй камзолов.

Карл X любезен. Он знает господина Гюго как поэта. Более того, для него только и существуют два поэта — Гюго и Дезожье. Гюго удивлен, что его ставят на одну доску с второстепенным поэтом, автором застольных песенок, прославляющих вино и легкие «радости жизни», но можно ли возражать королю в эту минуту?

— Чем он может быть полезен господину барону? — осведомляется король. Гюго взволнованно рассказывает о своей пьесе, о ледяном приеме Мартиньяка. Король обнадеживает поэта, берет у него рукопись четвертого акта. Жаль, что здесь не вся пьеса. Решение будет вынесено незамедлительно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии