Читаем Гюго полностью

Певец уединенных раздумий, религиозных экстазов, тихих озер и старинных замков, Ламартин в отличие от Гюго чуждался больших общественных тем. Но этот сторонник старого режима в политике не был приверженцем старых литературных порядков, и Гюго видел в нем соратника в предстоящей борьбе за обновление литературы.

Потомок обедневшего дворянского рода, Ламартин был глубоко привязан к своему старому поместью и проводил в нем большую часть года. В зимние месяцы он наезжал в Париж, и Гюго часто встречался с ним. А теперь друзья увидят, наконец, и замок поэта, не раз воспетый им в прекрасных стихах.

Кареты подъезжают к поместью Сан Пуан. Гюго разочарованно глядит на плоскую кровлю и оштукатуренные стены помещичьего дома. Ламартин выходит на крыльцо, приветствует друзей.

— Где же замок твоих стихов? — спрашивает Гюго.

— Я его сделал удобообитаемым, — улыбается Ламартин. — Плющ снял, чтоб не было сырости, башни убрал, а крышу переделал, чтоб не протекала. Развалины хороши для поэм, но не для жилья.

Ранним утром путешественники пересекают границу Франции. Кругом густой туман. Небо и земля сливаются в мутном белесом мареве. Вдруг лучи солнца прорывают эту пелену, и перед глазами встает сияющий Монблан «в ледяной тиаре и белоснежной мантии». Бесконечное разнообразие очертаний, оттенков, размеров, красок!

Контраст грозного Монблана и безмятежно ясного Зеленого озера невольно приводит на память творения Шекспира.

А вот Черный поток. «Все здесь пустынно и мрачно. Обнаженные хребты, отвесные скалы, яростный рев потока, повторяемый эхом…» По местным преданиям, здесь в зимние ночи собирались на шабаш горные духи…

Предания старины, народные поверья. Гюго и Нодье восхищаются ими. Легенды и сказки одухотворяют, делают еще ярче и причудливее картины, открывающиеся взглядам путников в Альпийских горах.

На обратном пути Гюго с энтузиазмом обследовал все встречавшиеся им руины.

— Вы, мой милый поэт, просто одержимы каким-то демоном «стрельчатых сводов», — смеялся Нодье, который сам был одержим другим демоном, неизменно толкавшим его в пыльные лавки букинистов. Перелистывая пожелтевшие страницы старинных книг, Шарль забывал все на свете.

По приезде Гюго хотел взяться за работу над обещанной издателю книгой, в пути было сделано немало набросков. Но издатель разорился, и «Живописное путешествие на Монблан» так и не вышло в свет.

<p>Скрижали романтизма (1826–1827)</p>Отрубленные головы. Тысячи отрубленных голов.Зловещие, они, чредой свисая длинной,Собою тяготят зубцы стены старинной…Это головы греческих патриотов-повстанцев, павших у стен Миссолонги весной 1826 года под смертельным огнем пушек Ибрагима-паши. Головы мертвых героев были доставлены султану.О событиях в Миссолонги кричит вся европейская печать. А правительства стран Европы молча смотрят на страдания Греции.О ужас, ужас! О великий ужас!Эту строку из «Гамлета» Виктор Гюго взял эпиграфом к своей оде «Головы в серале».Стамбул ликует. В серале праздник. Но поздней ночью, когда умолкли звуки флейт и барабанов, когда задремали часовые, головы мертвых героев заговорили:Их голос походил, на песни в снах туманных,На смутный ропот волн у берегов песчаных,На ветра гаснущего звук.О геройстве и муках народа говорят они, о дымящихся развалинах греческого города, который так долго и мужественно сопротивлялся. Среди мертвых голов белеет череп Марко Боццариса, вождя повстанцев, убитого еще в 1824 году. Турки вскрыли могилу героя, чтобы преподнести его череп своему султану. Уста мертвых зовут к возмездию, взывают о помощи:Европа! Слышишь ли ты голос нашей муки?

Ода Виктора Гюго появилась тотчас же вслед за вестями о кровавых событиях в Миссолонги, потрясших сердца. Поэт нашел новых героев, достойных быть воспетыми в одах, балладах и поэмах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии