Эти революционные радикалы, строители «светлого будущего» из разных, но всегда кровавых и категоричных партий были «своими» для коммунистов из России, и они их всячески поддерживали. А коммунисты стран Европы считали «своими» коммунистов из СССР, а сам СССР – своей второй родиной. Не где-нибудь, а в чешском парламенте глава чешских коммунистов Клемент Готвальд говорил в высшей степени откровенно, что чешские коммунисты учатся у российских, как сворачивать шеи своим политическим врагам.
Но точно так же и враги коммунистов были «своими» для русских антикоммунистов, как белых, так и «зеленых», и демократов. В эмиграции это происходило в высшей степени непосредственно.
Когда белая армия Испании нанесла поражение красным, великий князь Константин Николаевич писал:
Как первая наша победа,
Как первый ответный удар,
Да здравствует наше Толедо!
Да здравствует наш Альказар!
Но уже в Испании белые воевали не самостоятельно, а как волонтеры-добровольцы в составе армии генерала Франко.
К концу 1930-х годов много белых готовы были поддержать нацистов именно потому, что они воевали с большевиками. Это было для них способом продолжать Гражданскую войну.
А для жителей СССР тоже не утихала Гражданская. Коммунистам было мало захватить Россию и другие страны СССР. Им было «необходимо» воплотить в них свою утопию – то есть радикально переделать и перевернуть существующее общество. Им мало было политической власти. Пользуясь ею, они стремились создать совершенно другой экономический и социальный строй. Естественно, это порождало новый виток Гражданской войны.
Иногда говорят, что индустриализация и коллективизация проводились вовсе не с целью радикальных преобразований общества, а для подготовки СССР к неизбежной войне с империалистическими хищниками. Якобы выхода другого не было, а создание качественно другого общества – следствие необходимого отъема хлеба и столь же необходимого создания гигантов индустрии.
Насколько тут дело в железной необходимости, можно поспорить. Есть и такое мнение, что «искалеченное коллективизацией сельское хозяйство потребовало огромной перекачки средств из промышленного сектора…. Не будь коллективизации, плоды сельского хозяйства были бы существенным вкладом в развитие страны. Не было бы общего упадка жизненного уровня… так что достижения промышленности могли бы только улучшаться, что, в частности, отразилось бы и на способности страны противостоять нацистскому вторжению» [15] .
Примерно о том же писали и Гордон и Клопов по эту сторону границы – как только это стало возможно [16] .
Борис Пастернак писал и раньше, только его не печатали: «Я думаю, коллективизация была ложной неудавшейся мерой, и в ошибке нельзя было признаться. Чтобы скрыть неудачу, надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности» [17] .
Даже если целью было в первую очередь изымать на нужды индустриализации, а потом ведения войны огромную часть людских и материальных ресурсов деревни, мужикам от этого было не легче. Самостоятельный крестьянин переставал быть субъектом истории. Сталин с удовольствием писал, что после коллективизации «крестьяне требуют заботы о хозяйстве и разумного ведения дела не от самих себя, а от руководства колхоза» [18] .
Уточним только – не от руководства колхоза, а от высшей партийной бюрократии: решения принимала только она.
Относительно масштабов чудовищного голода, «вызванного насильственной коллективизацией», существует официальная оценка, подготовленная Государственной Думой РФ в изданном 2 апреля 2008 года официальном заявлении «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР». Согласно заключению комиссии при ГД РФ, на территории Поволжья, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932–1933 годах, погибло около 7 миллионов человек, причиной чему были «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок», которые «значительно усугубили тяжелые последствия неурожая 1932 года» [19] .
Известна и цифра раскулаченных. Согласно справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛА Га ОГПУ, за 1930–1931 годы было отправлено на спецпоселение 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека. За 1932–1940 годы в спецпоселения прибыло еще 489 822 раскулаченных.
Уже это – цифры, характеризующие потери населения в ходе войны, которую ведет с населением правительство СССР в 1929–1933 годах.
Но были и настоящие мятежи и сражения. В январе 1930 года было зарегистрировано 346 массовых выступлений, в которых приняли участие 125 тыс. человек, в феврале – 736 (220 тыс.), за первые две недели марта – 595 (около 230 тыс.), не считая Украины, где волнениями было охвачено 500 населенных пунктов.