Гитлер. Неотвратимость судьбы

Фрау Раубаль не ограничивалась пакостями в отношении Евы и всячески настраивала против нее Гитлера, используя любую возможность, чтобы только унизить ее. И это несмотря на то, что Ева вела себя довольно скромно и никогда не разыгрывала из себя всемогущую фаворитку, не появлялась на публике, блистая роскошными нарядами и драгоценностями. Но лишь только Ева приезжала в Оберзальцберг, как, по странному стечению обстоятельств, все комнаты сразу же оказывались занятыми, и Ева отправлялась ночевать в местную гостиницу. Ангела никогда не здоровалась с Евой и с нескрываемой иронией называла ее «сударыней», вкладывая в это слово всю свою вражду. Самому Гитлеру вся эта бабья возня была безразлична, его нервировало только то, что ревнивая даже к покойной дочери Ангела делала все возможное, чтобы не оставлять его наедине с его пассией. От этого страдала и сама Ева. Впрочем, в Оберзальцберге у нее хватало поводов и для других огорчений. Дело было в той доступности, какой в то пока еще спокойное время окружил себя фюрер.

Каждый день множество людей приходило к «Дому Вахенфельда», который постепенно превращался в своеобразную нацистскую Мекку. Хватало здесь и девиц всех возрастов и мастей, которые бродили вокруг дома только с одной мыслью: увидеть фюрера и обратить на себя его внимание. Иногда это им удавалось, и тогда их приглашали на чашку чая. Во время чаепития с приготовленными Ангелой пирожными фюрер ласково беседовал с девушками, гладил их руки, после чего они, счастливые и умиротворенные, возвращались домой. На следующий день они приходили снова и часами стояли под палящими лучами солнца или по колено в снегу, ожидая увидеть фюрера.

Еве не нравились все эти «паломницы», каждая из которых в любой момент могла стать ее соперницей. Этим сразу же воспользовалась фрау Раубаль, которая все чаще приглашала домогавшихся знакомства с Гитлером особ. В иные дни те буквально оккупировали «Дом Вахенфельда», покидая его только с наступлением темноты.

Во время войны режим безопасности в Берхтесгадене стал еще более жестким, что не помешало готовить покушение в запретной для всех зоне. На учениях в ранце одного из солдат нашли готовую к действию бомбу, после чего Борман отослал всех иностранных рабочих, занятых на различных постройках.

* * *

Конечно, Ева все еще надеялась на брак с фюрером, и у нее имелись все основания для подобных надежд. Она была молода, хороша собой, она любила Адольфа, и он отвечал ей полной взаимностью, но… предложения стать женой рейхсканцлера от диктатора так и не последовало.

В один прекрасный день родители Евы отправились на австрийскую границу и с удивлением увидели там в одном из кафе Гитлера и свою дочь.

— Папа, — радостно воскликнула быстро пришедшая в себя девушка, — какой сюрприз! Тут снимают фюрера, и я должна быть рядом с ним. Я должна представить вас ему!

Один американский юрист, который написал книгу о Еве Браун, сделал из этого события настоящую драму. По его словам, мать смущенно молчала, а сразу же обо всем догадавшийся отец отвел фюрера в сторону и заявил:

— Или вы женитесь на моей дочери, или…

Скорее всего, это выдумка. Но такая встреча состоялась на самом деле. Гитлер, которого так не любил Фриц Браун, произвел на него и его супругу самое благоприятное впечатление. Фюрер говорил о прекрасной погоде, похвалил родителей за столь воспитанную и умную дочь и поцеловал фрау Франциске руку. А 7 сентября 1935 года Фриц Браун написал ему письмо следующего содержания:

«Глубокоуважаемый господин рейхсканцлер! Мне крайне неприятно обременять Вас своими личными проблемами, возникшими передо мной как перед отцом семейства.

У Вас, как у фюрера германской нации, разумеется, совсем иные, гораздо более важные, чем у меня, заботы. Но поскольку семья является пусть самой маленькой, зато и самой надежной ячейкой, на которой зиждется благополучие, благоустроенность и достоинство государства, я чувствую себя вправе просить Вас о помощи.

Моя семья в настоящее время фактически распалась, так как мои дочери, Ева и Гретль, переселились в предоставленную Вами квартиру, а меня как главу семьи просто поставили перед совершившимся фактом.

Конечно, я и прежде часто выговаривал Еве, когда она после работы слишком поздно возвращалась домой, ибо я считал и считаю, что молодая особа после напряженного восьмичасового трудового дня ради сохранения собственного здоровья непременно должна отдохнуть в семейном кругу.

Я был бы Вам в высшей степени признателен, глубокоуважаемый господин рейхсканцлер, если бы Вы с пониманием отнеслись к моей просьбе и в дальнейшем не стали бы поощрять склонность моей пусть даже совершеннолетней дочери Евы к самостоятельной жизни, а побудили бы ее вернуться домой».