Опровергая британский тезис, защитники немецкого объяснения неоднократно и вполне оправданно указывали на данные государственной немецкой статистики, которая обнаруживала, что (1) государственный долг возрастал по мере регресса инфляции, и наоборот (при отсутствии, правда, отчетливой систематической корреляции); (2) что падение обменной стоимости марки всегда было круче скорости увеличения объема массы обращающихся бумажных денег (148) и (3) что так называемое внешнее ухудшение положения марки всегда предшествовало росту цен на внутреннем рынке, то есть «внутреннему» ухудшению положения марки (149); то есть только после того, как марка теряла стоимость за границей, происходил рост цен в самой Германии, что и дало повод Хафенштейну обвинить репарационные платежи в таком обесценивании германской валюты и в его катастрофических последствиях. Однако внешнее обесценивание было в действительности обусловлено бегством капитала и только во вторую очередь — требованиями Версальского договора.
Тот факт, что в 1920 году падение марки было не столь драматичным, каким оно должно было быть благодаря бегству капитала, обусловлен противодействием иностранного капитала, который всерьез начал поступать в Германию в 1920 году. В период между 1919 и 1921 годом иностранцы приобрели более 40 процентов немецкой ликвидности (то есть средств в виде наличности и банковских чеков). Интерес иностранцев был чисто спекулятивным: стоило только Германии разочаровать прожорливые устремления и предвкушения инвесторов, как началась бы свалка за реализацию ликвидности (150). Таким образом, то, что германский праздный класс выкачивал из страны, отчасти и временно возвращалось с деньгами богатых «туристов» — британских, американских и французских — во время их беспорядочных набегов, причем эти туристы, платя свои «сильные» валюты, охотились за «дешевыми, как грязь» немецкими собственностью, товарами и услугами.
Немецкий тезис давал половинчатое и неполное объяснение происшедшего феномена: помимо оправдания бегства капитала, оно ни словом не обмолвилось о той сердцевине, вокруг которой образовался нараставший снежный ком гиперинфляции.
Вполне естественно утверждать, что первопричина краха и расплавления германской экономики заключалась в военном займе (151). Вот какую запись сделал в своем дневнике британский пресс-атташе лорд Ридделл во время своего пребывания в Версале:
Мы говорили о компенсациях и контрибуциях. [Ллойд Джордж] зачитал мне меморандум с предложением конфискации германского военного займа, что принесло бы союзникам восемь миллионов фунтов. Я сказал: «Это смехотворная схема. Она порождает целую проблему». Ллойд Джордж: «Да, это очень претенциозное и глупое предложение» (152).
Совсем непонятно, почему Ллойд Джордж должен был считать конфискацию германского военного займа «претенциозным и глупым предложением». Верной была бы абсолютно противоположная оценка: такая конфискация не «порождала бы проблему», но позволила бы ее решить при условии, что «проблема» состояла бы в том, как взыскать с Германии средства, на которые можно было бы восстановить опустошенные области*.
* Это можно было сделать, конфисковав военный заем, заморозив основной капитал, уменьшив ежегодные платежи по процентам и растянув уменьшенную таким образом выплату на два-три десятилетия разрешив при этом Германии в любой момент равной выплатой освободиться от долга. Но в свете той игры, которую начала Британия, игры, целью которой было обнищание простых людей и усиление прогерманской элиты, такие соображения были лишь побочными.
Следовательно, единственным объяснением такой поразительной «небрежности» со стороны британцев можно считать их намерение заложить в этом вопросе бомбу замедленного действия. Конечной целью, как уже было сказано выше, было очищение рейха от военного долга и помочь Германии иностранными инвестициями во второй половине двадцатых годов (ей. следующую главу).
Простые соотношения позволяют сделать интересное наблюдение: между 1919 и 1920 годом деньги, выделенные для выплаты процентов по военному займу и по обеспечению (наличностью) сертификатов, не возобновленных подписчиками, достигли в сумме 30 процентов от общих расходов рейха: то есть, иными словами, эта сумма эквивалентна 60 процентам всех денег (наличными и в чеках), созданных в Германии за указанный двухлетний период (153).
Действительно, помимо того, что богатые немцы переводили богатства страны за рубеж, они — за период с 1920-го по начало 1922 года — также получили наличные деньги за свои сертификаты военного займа, то есть 50 процентов суммы займа было возмещено государством. Другая половина оставалась на руках мелких инвесторов, которые держались за свои сертификаты до конца, до того момента, когда они вконец обесценились.