Бронированная лавина Гота ринулась со стороны Витебска. На пути у нее стояла 19-я армия Конева. Теоретически стояла. Она только выдвигалась к фронту. Сам Конев со штабом прибыл к месту расположения, но войск в его распоряжении еще не было. Зато навстречу покатились отступающие части и паника – кричали о немецких танках! Командующий армией останавливал бегущих и сколачивал в импровизированные отряды. Пришлось вспомнить и старую специальность – в Первую мировую войну он был артиллеристом. На стоявшей поблизости артиллерийской батарее генерал заменил убитого командира, а потом и наводчика, стрелял по лезущим танкам [63]. По соседству с Коневым 22-я армия устроилась заблаговременно, оборудовала позиции. Но ей пришлось еще хуже, чем 19-й, потому что основной удар Гота прокатился как раз по ней. Проутюжил по середине и разрезал ее надвое, она очутилась в полуокружении. Выбираясь из ловушки, эта армия оставила Невель, Полоцк. Бросила и все позиции, которые понастроила…
2-я танковая группа Гудериана аналогичным образом навалилась на русских южнее. С ходу овладела Оршей, обошла Могилев – возле этого города попали в окружение шесть советских дивизий. Что ж, обе германских танковых группы знали свое дело. Не отвлекаться, прорываться быстрее и глубже. Разметав противостоящие советские части, они всего за несколько дней выполнили поставленную задачу – вышли к Смоленску, 16 июля ворвались в город. Наметился очередной грандиозный «котел», в который попали три армии, 19-я, 16-я и 20-я. Связь с ними сохранялась лишь по узкому коридору и понтонному мосту у села Соловьево.
И все-таки проявились заметные отличия от пограничных сражений. На этот раз окруженная группировка не развалилась, не была деморализована. Ее возглавил командующий 16-й армией генерал Лукин. Три армии продолжили драться в кольце. Они контратаковали изнутри, пытались отбить Смоленск. Кварталы города переходили из рук в руки. А Сталин и верховное командование организовали контрудары извне. Танкисты Гота разогнались, захватили Великие Луки, но их выгнали. С юга под основание прорыва ударили войска Центрального фронта.
В Прибалтике в это время германская группа армий «Север» доламывала русскую оборону по Западной Двине. 4-я танковая группа Гепнера далеко оторвалась от основных сил, легко захватила Псков. Но и здесь немцы нарвались на контрудары. Под Сольцами наши войска впервые смогли окружить 8-ю танковую дивизию немцев. Она, правда, вырвалась, возвратилась к своим. Но германское руководство проанализировало эти факты и сделало в общем-то правильные выводы. Ставка на неожиданность и на растерянность русских исчерпала себя. А если так, то зарываться нельзя. Приказало подвижным соединениям приостановиться, подождать общевойсковые армии.
Впрочем, усилившееся сопротивление наших войск не вызвало в Берлине серьезных опасений. Даже сроки, намеченные изначальными директивами, еще не сдвигались. Падение Москвы намечалось на конец августа, выход на рубеж Волги к началу октября, Баку и Батуми – начало ноября… И все-таки сказывались факторы, которые нацисты не учли. Они не учли русский характер. Не учли мобилизационные возможности России, откровенно недооценили их. Подтягивали пехоту к танковым кулакам, закрепляли успехи. К концу июля окончательно овладели Смоленском, перерезали горловину у Соловьево, замкнув кольцо вокруг группировки Лукина. Но в тылу, за погибающим Западным фронтом, опять выстраивался новый! Резервный фронт – пять армий.
Хотя сейчас-то говорить об армиях можно было только условно. Маршал Рокоссовский вспоминал – на бумаге ему выделили стрелковые, танковую дивизию, приказали прикрыть важнейшее направление, по Минскому шоссе у Ярцево. Кратчайшую дорогу на Москву! А на деле не было никаких дивизий. Дали несколько машин, несколько зениток и пару взводов пехоты – с ними предстояло сколачивать оборону из ничего. Из отступающих, заблудившихся, отбившихся от своих. Рокоссовский описывал, как при атаке немцев эти бойцы, собранные с миру по нитке, привычно побежали. «Среди бегущих – солдат, такой усач из мобилизованных, хлебнувший первой войны. Он бежит и покрикивает: «Команду подай!.. Кто команду даст?.. Команда нужна!» Что-то созрело в нем, и он сам гаркнул: «Стой! Ложись! Вон противник – огонь!» – я этого усача и сейчас представляю как живого» [107].