Гитлер и стратегия блицкрига

Учитывая всеобщую нерешительность и отсутствие единства в командовании, вряд ли стоит удивляться тому, что Гитлеру все же удалось добиться своего. И это несмотря на поступившее 28 августа предупреждение командира группы армий «Центр» фельдмаршала фон Бока о том, что, учитывая потери обеих танковых групп на севере и на юге, он предвидит невозможность для своей армейской группы даже противостоять постоянным контратакам русских, не говоря уже об организации нового наступления силами одних только пехотных дивизий. Однако в тот же самый день в меморандуме о стратегии, изданном для немногих избранных с одобрения Гитлера, было сказано, что первоначальная цель операции «Барбаросса» — выход на линию Архангельск на Белом море — Астрахань на Каспийском море — вряд ли будет достигнута в 1941 году. Поэтому на 1942 год первой задачей рейха остается поражение Советского Союза. Чтобы реализовать такое поражение, согласно вновь обретенным пессимистическим взглядам фюрера, завоевания в южных регионах СССР особенно важны, как по причине потенциального политического диссидентства в этих регионах, так и ради достижения экономических целей. Более того, на всех остальных театрах не должно предприниматься ничего, что могло бы расширить и без того слишком растянутые ресурсы вермахта.

Немцы стали более реалистично смотреть и на перспективу японской помощи в борьбе с русскими. Хотя в конце августа Гитлер успокоил гроссадмирала Редера, предложения которого постоянно отклонял, заверив, что японцы нападут на Владивосток, как только завершат концентрацию сил в Маньчжурии, 10 сентября Гальдер отметил, что Гитлер не желает больше «давить» на японцев, дабы не создать впечатления их острой необходимости в России. Да и все они трусы и, скорее всего, ничем не помогут.

В конце концов фюрер получил верную информацию относительно намерений своего дальневосточного партнера. Как сообщил в сентябре-октябре и Рихард Зорге своему руководству, под давлением министерства иностранных дел и командования военно-морского флота японцы решили, что успехи немцев в России недостаточны для того, чтобы оправдать какие-либо немедленные действия со стороны Японии. Поэтому интервенция в Советский Союз была отложена по крайней мере до весны 1942 года, да и то если к этому времени немцы выйдут к Волге — об этом условии Гитлер тоже, скорее всего, знал.

Возможно, в результате давления ОКХ, даже раньше, чем в середине сентября, вокруг крупных частей Красной армии сомкнулись гигантские клещи новой немецкой западни к востоку от Киева. В военной директиве № 35 от 6 сентября Гитлер приказал восстановить танковые силы группы армий «Центр» Бока. Официально сформулированной целью было решительное наступление против агрессивных сил маршала Тимошенко перед Москвой «в ограниченное время, которое остается до начала зимы». Гитлер дополнил эту амбициозную директиву, которая первоначально должна была претвориться в жизнь в течение двух недель, давлением на финнов для организации нового наступления с целью сковывания максимальных советских сил к северу от Ленинграда. Фюрер, очевидно, надеялся, что финское наступление за реку Свирь на соединение с немецкой группой армий «Север» позволит ему лишить слабую группу Лееба его единственной ударной силы — 4-й танковой группы ради сокрушительного, хотя и запоздавшего наступления в центре.

Как оказалось, но это осталось неизвестным отнюдь не рвавшимся в бой финнам, группа армий «Центр» Лееба в конце концов получила приказ во второй половине сентября направить большую часть своей бронетехники и авиации к Боку. Следствием неспособности Гитлера придерживаться какого-либо последовательного курса достаточно долго, чтобы получить заметные результаты, стало то, что ослабленная немецкая группа армий «Север», как и белая армия Юденича в 1919 году, была вынуждена остановиться на подходах к Ленинграду и понадеяться только на голод и низкую мораль, предоставив им завоевывать великий город.

После падения Киева 19 сентября и захвата, по данным немцев, 665 000 русских пленных с 3700 орудиями торжествующий фюрер назвал этот успех величайшей победой в мировой истории. Своим приближенным фюрер не преминул заметить, что ему пришлось употребить всю свою власть, чтобы ускорить ее. Он также отметил, что, по его наблюдениям, многие успехи берут начало в «ошибках», которые хватает смелости совершить. Опьяненный успехом фюрер сказал, что выбрал бы еще десять лет войны, но не потерю «военных трофеев» на востоке.