Как бы то ни было, 62-я армия держалась в городе. Ей помогала артиллерия, бившая из-за Волги. В середине сентября начало прибывать подкрепление. Уже к 20 сентября атакующая армия генерала Паулюса достигла полного изнеможения, а в конце месяца новые советские контратаки на юге города еще больше снизили давление на принесенный в жертву гарнизон Чуйкова. Именно такова была роль 62-й советской армии. Она была слаба и идеально расположена для того, чтобы притягивать все больше и больше и без того недостаточных резервов немецких групп армий «А» и «Б».
Вопреки послевоенным заявлениям маршала Еременко, и войска стран оси на месте событий, и их командование довольно скоро поняли важность того, что происходило в сталинградской мясорубке. Так, например, 24 сентября румыны пожаловались немецкому Верховному командованию, что их 3-я и 4-я армии, теперь оставленные охранять растянутый фланг войск оси вдоль Дона и на юге Сталинграда, безнадежно слабы и не имеют мобильных дивизий или противотанковых орудий, чтобы удержать всю ширину фронта. В действительности подразделения 4-й румынской армии были изрядно потрепаны во время советского контрнаступления южнее Сталинграда в конце сентября, в процессе которого русские получили ценную информацию об этих очевидных ахиллесовых пятах рейха.
Командование немецких групп армий «А» и «Б» не осталось в стороне от нарастающей среди солдат тревоги. В конце сентября группа армий «Б» потребовала вывода войск из Сталинграда на короткую и хорошо укрепленную оборонительную позицию за Доном на зиму. Это бы освободило немецкие дивизии для поддержания трех слабых армий стран оси вдоль Дона. Хотя сам Гитлер ранее говорил министру пропаганды рейха Геббельсу о своем намерении перейти на зимние квартиры в октябре 1942 года, независимо от действий русских, фюрер основывал это замечание на успешном захвате не менее чем Кавказа, Ленинграда и Москвы.
В общем, подчиняясь своей извращенной логике, несмотря на то что фюрер так и не смог нанести решающее поражение Красной армии в 1942 году, он предпочел пойти на огромный риск и продолжать опаснейшие наступления в условиях приближающейся зимы. Как это часто бывает с политиками, престиж значил для Гитлера больше, чем следование даже собственным стратегическим планам. В конце концов, престиж – это кровь политики, а стратегия – всего лишь досадный, но подчиненный механизм, и так считали значительно более выдающиеся государственные деятели, чем Адольф Гитлер.
В начале октября даже такие конформисты в немецком Верховном командовании, как Паулюс и преемник Гальдера на посту начальника Генерального штаба Курт Цейтцлер, проявили беспокойство. Признаки грядущего советского наступления становились все более очевидными. Паулюс отлично понимал, что пехотного пополнения, которое поступало к нему через бутылочные горла днепровского и донского железнодорожных мостов, недостаточно для захвата Сталинграда. Правда, в середине октября его поредевшие и уставшие войска все же сумели захватить русских врасплох и, воспользовавшись превосходством в воздухе, выйти к Волге еще в одном месте – на фронте шириной в несколько километров. Это был последний важный успех в секторе 6-й армии; инициатива переходила к войскам Еременко.
2–3 октября генерал Цейтцлер, доселе радовавший фюрера серией мелких импровизированных тактических уловок, предложил создать более крупные резервы для групп армий «А» и «Б» против ставшей уже совершенно определенной грядущей советской контратаки. При поддержке Йодля Цейтцлер выступил против дорогостоящих сражений за руины Сталинграда. Гитлер довольно резко отказал новому начальнику штаба армии, впервые признав, что ему необходимо взятие Сталинграда по причинам морального характера. Несмотря на то что он назвал привычным беспокойством армии относительно «полумер», Гитлер был все еще намерен лишить коммунистов их оплота на Волге.
Предупреждения группы армий «Б» о том, что главный удар Красной армии будет нанесен на нижнем Дону в секторе 3-й румынской армии, также было встречено вполне убедительным, хотя и не слишком уместным возражением Гитлера, что для любой советской контратаки более подходящей целью будет прорыв через позиции итальянской 8-й армии, стоявшей выше по течению Дона, в надежде окружить группы армий «А» и «Б» в районе Ростова. Однако Ставка поступила мудро (теперь она находилась под профессиональным влиянием генерала Жукова), отвергнув все подобные схемы, слишком напоминающие чрезмерно оптимистичные советские планы предыдущего зимнего наступления.