Гитлер и стратегия блицкрига. Третий рейх в войне на два фронта. 1937-1943

Ярый противник военной кампании на востоке вообще, предпочитающий в любом случае ограниченное стратегическое наступление вдоль балтийского побережья на Ленинград, а не широкомасштабную кампанию вплоть до Украины, Рундштедт быстро понял, что вся предыдущая информация о России, поступавшая к нему, была чепухой. Даже немецкие карты территорий, расположенных за старой польской границей, оказались неверными. Главные дороги стали проселочными тропами, и, наоборот, железные дороги таинственным образом исчезли, зато целые города «американского типа» с крупными заводами неожиданно появились там, где, судя по немецким картам, не было ничего.

А тем временем в решающем центральном секторе Бока продолжалось наступление. Хотя 2-я и 3-я танковые группы присоединились к войскам в Минске уже 28 июня, неспособность немецкой пехоты в пешем строю успевать за танковыми подразделениями дала русским множество возможностей для спасения из котла в районе Белостока. Тем не менее вторая немецкая западня в районе Минска в течение первой недели июля помогла захватить более 300 000 советских пленных, составлявших основную массу 20 дивизий, а также такие безошибочные знаки победы, как 2500 танков и 1400 артиллерийских орудий. Немцы имели все основания для удовлетворения, и даже неизменно осторожный начальник штаба армии генерал Франц Гальдер 3 июля записал, что, «вероятно, не будет преувеличением заявить, что русская кампания была выиграна за две недели». LVI корпус Манштейна наконец вырвался с плацдарма на Двине и устремился по направлению к Ленинграду, а в центре танковая группа генерала Гудериана преодолела оборонительные укрепления на реках Березине и Днепре раньше, чем Красная армия успела набраться сил для того, чтобы занять сталинскую линию, преграждающую путь к советской столице[9].

4 июля Гитлер объявил: «Практически враг уже проиграл эту кампанию. Это хорошо, что мы уничтожили русские бронетанковые и военно-воздушные силы в самом начале. Русские не сумеют возместить эту потерю». Фюрер признал, что труднее всего ему было сделать выбор относительно того, какому удару отдать предпочтение, на Москву или Ленинград. Вероятнее всего, чтобы как можно дольше оттянуть принятие судьбоносного решения, Гитлер решил, как заметил Гальдер 8 июля, стереть с лица земли бомбежками и Ленинград, чьей архитектурой восхищался художник, живший в душе Гитлера, и Москву, ненавистный фюреру центр русского национализма и большевистской идеологии. Очевидными причинами применения немцами этого воздушного геноцида стало желание избежать необходимости кормить население этих политических и культурных центров следующей зимой, что вряд ли могло прийти в голову сторонникам таких ужасов для немецких городов в течение следующих нескольких лет.

Со своими ближайшими сподвижниками Гитлер 11/12 июля поделился мыслями о «самом необычном чиновнике» Иосифе Сталине, который, будучи зависимым от подчиненной ему бюрократии для сохранения власти, уже готов оставить европейскую часть России, чтобы не потерять все. «Пусть никто не думает, – вещал фюрер, – что Сталин снова сможет захватить Европу из-за Урала». Всю следующую неделю, вместо того чтобы сделать наконец срочный стратегический выбор между Москвой и Ленинградом в качестве направления главного удара немецких сил, Гитлер занимался более приятной для него задачей – планировал замену боевых частей немецкой армии в России оккупационными гарнизонами, которую намеревался провести в осенние месяцы. Директива, изданная 14 июля, объясняла, что военное превосходство Европы после поражения России позволит значительно снизить численность армии и производство военной продукции в самом ближайшем будущем. Только танковые силы армии будут увеличены, поскольку они быстрее всего изнашиваются, неся на себе груз главных наступательных операций в России, другие приоритеты перейдут к военно-воздушным силам Геринга. Примерно в это же время вмешательство Гитлера в тактику заставило Галь-дера записать следующие слова: «Это постоянное вмешательство фюрера в дела, обстоятельства которых он не понимает, становится бичом, который скоро станет нестерпимым».

16 июля Гитлер все еще занимался приятнейшей работой – обдумывал блестящее будущее, позабыв о насущных потребностях настоящего момента; на этот раз, в компании некоторых коллег по нацистской партии, включая Геринга, Розенберга и Мартина Бормана, фюрер увлеченно делил шкуру русского медведя, которого считал убитым. Хотя в пропагандистских целях немцы должны были подчеркнуть свою роль освободителей от коммунизма, Гитлер намеревался открыто присоединить к рейху сначала Крым (после изгнания коренного населения), бывшую польскую часть Украины, балтийские государства, бакинские нефтяные месторождения, немецкое Поволжье, Кольский полуостров. Финны должны были получить Восточную Карелию и руины Ленинграда. К досаде Геринга и Розенберга, которые хотели использовать враждебность украинцев по отношению к Москве, Одесса и ряд других частей Украины должны были отойти к Румынии или к рейху.