Гитлер и Сталин перед схваткой

В президентском архиве хранились секретные документы партии. При этом степень секретности архивов была различной: просто секретные, совершенно секретные, далее — особой важности, или — о, эти партийные эвфемизмы! — документы ОП, т. е. «особой папки». Собственно говоря, «папок» как таковых не существовало. Это было просто обозначение высшей степени секретности для особо важных решений Политбюро ЦК. Они обозначались в протоколах так: сначала порядковый номер в повестке дня. Затем — чей вопрос (Министерства обороны или МИД и т. д.). Наконец, краткая формула в скобках: «см. особую папку». Однако, оказывается, существовала еще одна специфическая степень секретности. Она называлась «закрытым пакетом». Это действительно был большой пакет с соответствующим номером (проставлялся от руки). Он опечатывался или заклеивался в Общем отделе тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» («конфиденциально»).

Именно в таком пакете за № 34 были обнаружены оригиналы секретных протоколов вместе с подробным описанием их «архивной судьбы». Оказывается, что оригиналы секретных протоколов, находившиеся до октября 1952 г. у В. М. Молотова, 30 октября 1952 г. были переданы в Общий отдел ЦК. Почему именно в это время? В это время звезда министра закатилась: еще до смерти Сталина доверия к нему уже не было, внешним знаком чего был арест супруги Молотова Полины Жемчужиной. В VI секторе Общего отдела ЦК протоколу был дан свой номер: фонд № 3, опись № 64, единица хранения № 675-а, на 26 листах. В свою очередь эта «единица хранения» была вложена в «закрытый пакет» № 34, а сам пакет получил № 46-Г9А/4—1/ и заголовок «Советско-германский договор 1939 г.». Внутри пакета лежала опись документов, полученных из МИД СССР, — всего восемь документов и две карты:

1) секретный дополнительный протокол «о границах сфер интересов» от 23 августа 1939 г.;

2) разъяснение к нему от 28 августа (включение в разграничительный рубеж р. Писса);

3) доверительный протокол от 28 сентября о переселении польского населения;

4) секретный протокол «об изменении сфер интересов» от 28 сентября;

5) такой же протокол «о недопущении польской агитации» от 28 сентября;

6) протокол об отказе Германии «от притязаний на часть территории Литвы» от 10 января 1941 г.;

7) заявление о взаимной консультации от 28 сентября 1939 г.;

8) обмен письмами об экономических отношениях (той же даты).

Долгие годы «закрытые пакеты» № 34 и 35 (в 35-м находились большие географические карты Польши) вели спокойное существование. Если верить архивным свидетельствам, их никто не открывал до 1975 г., т. е. до эпохи Брежнева. 8 июля 1975 г. копии оригиналов посылались на имя заместителя министра иностранных дел И. Земскова (он ведал архивами) для информации Громыко. Пробыли они в МИД до марта 1977 г., вернулись и были уничтожены. 21 ноября 1979 г. эта процедура повторилась, копии вернулись и были уничтожены 1 февраля 1980 г. Но эти «путешествия» не имели последствий. Попытка Земскова убедить Громыко в необходимости изменить официальную позицию успеха не имела. Тогда-то и сказал министр знаменитую фразу: «Нас никто уличить не сможет».

До перестройки оставалось еще несколько лет, и к моменту ее начала к пакетам пришлось возвратиться. 10 июля 1987 г. пакет был вскрыт новым заведующим Общим отделом Валерием Болдиным. В свою очередь, заведующий сектором Лолий Мошков получил от него два строгих указания: «держать под рукой» и «без разрешения заведующего пакет не вскрывать». Что сделал Болдин с содержимым пакета, по документам установить нельзя. Показал Горбачеву? Или Лигачеву? Одно ясно: Яковлеву не показал, в том числе и после того, как заработала комиссия. Я помню, как в дни работы комиссии Яковлев не раз с раздражением говорил, что Болдин ему не давал никаких документов и в сердцах ругал «владыку архивов», подчинявшегося только Горбачеву.