Гитлер и Сталин перед схваткой

Встреча Канделаки с Шахтом, как и ожидалось, произошла 29 января 1937 г. Канделаки зачитал вышеприведенный советский текст заявления. В ответ Шахт снова заявил, что все демарши должны делаться советским полпредством непосредственно МИДу Германии. Канделаки с этим согласился, но попросил пояснить, будут ли такие переговоры иметь хоть малейший шанс на успех. Шахт направил отчет об этой встрече Нейрату, в котором рекомендовал ответить торгпреду так: Германия готова вести переговоры с Москвой после «ясно выраженной декларации, сопровождаемой необходимыми гарантиями» об отмежевании СССР от коминтерновской пропаганды. Нейрат согласился. Он писал Шахту:

«Вчера во время личного доклада фюреру я говорил ему о ваших беседах с Канделаки и особенно о заявлении, сделанном вам от имени Сталина и Молотова… Я согласен с фюрером, что в настоящее время они (переговоры с русскими) не приведут ни к какому результату и скорее всего будут ими использованы для достижения желаемой цели тесного военного союза с Францией и при возможности дальнейшего сближения с Англией. Какая-либо декларация русского правительства о том, что оно отмежевывается от Коминтерна, не будет иметь, после опыта с подобными декларациями в Англии и Франции, ни малейшей практической пользы и поэтому будет недостаточной. Совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе. В этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией… Ваш Нейрат».

Так снова кончился ничем «третий заход» миссии Канделаки. Сам торгпред вскоре с огорчением писал лично Сталину:

«Телеграммой от 29-го января с. г. я сообщил Вам, что я сделал Шахту, в соответствии с Вашей директивой, заявление по поводу предложения немцев о политических переговорах с нами. Шахт, выразив удовлетворение нашим ответом, наметил тогда же порядок переговоров и указал, что они начнутся в ближайшие дни, после того как им будет доложен германскому правительству наш ответ.

До 16-го марта с. г. мы никакого сообщения от Шахта не получили.

16-го марта меня пригласил к себе известный Вам Герберт Геринг (двоюродный брат генерала Геринга и ближайший помощник Шахта), который заявил, что он уполномочен передать мне следующее: «После длительного обсуждения и изучения Вашего ответа, переданного Вами 29-го января с. г. Шахту, немецкая сторона пришла к следующему выводу: в Вашем ответе Шахту не содержится конкретных предложений для обсуждения. Но главное заключается в том, что немецкая сторона не видит в настоящее время различия между советским правительством и Коминтерном. Вследствие этого немецкая сторона не считает целесообразным продолжать переговоры, ибо не видит для них базы».

Я ответил Герингу, что, во-первых, вопрос о политических переговорах был выдвинут Шахтом, а не нами, и поэтому конкретные предложения должны были быть сделаны немцами, что и вытекало из всех переговоров с Шахтом; во-вторых, если немецкая сторона не желает видеть различия между советским правительством и Коминтерном, то, конечно, нет базы для переговоров.