Гитлер и Сталин перед схваткой

Тогда и была предпринята хитроумная попытка заставить Москву говорить о политике. Карл Шнурре по указанию Риббентропа задал Георгию Астахову вопросы: а что если к будущему торгово-кредитному соглашению добавить пассаж о желательности улучшения не только торговых, но и общих отношений между СССР и Германией? А может, сформулировать это пожелание в специальном секретном протоколе?

Так 3 августа 1939 года впервые прозвучали роковые слова: «секретный протокол». Астахов немедля сообщил об этом в Москву Молотову, Молотов доложил Сталину. А 7 августа из Москвы пришел Астахову для передачи Шнурре… категорический отказ. Молотов счел упоминание о политике в экономическом документе неуместным, а секретный протокол к кредитному соглашению – неприемлемым.

Но об этой идее не забыли.

Толковать замыслы Сталина – дело трудное и неблагодарное, поскольку диктатор не любил их раскрывать и еще меньше любил о них говорить. Здесь важны любые свидетельства, которые еще таятся в неисследованных советских архивах. Вот почему подлинной сенсацией можно считать неизвестные доселе записи Андрея Жданова – тогда секретаря ЦК ВКП(б) и члена Политбюро. В те годы Сталин приблизил Жданова к себе и к проблемам внешней политики. Жданов принимал участие в обсуждении отношений с Англией, Францией и Германией. Ему Сталин поручал выступления в советской печати.

Рукописные заметки, о которых идет речь, имеют специфический характер. К сожалению, они не датированы. Известно лишь, что они относятся к 1939 году. Они состоят из отдельных фраз, часто не связанных между собой. Может быть, это были наброски для будущих выступлений. А еще вероятнее – заметки, которые Жданов делал во время бесед со Сталиным.

Вот текст:

«Тигры и их хозяева.

Хозяева тигров нацелили на Восток.

Сифилизованная Европа.

Повернуть клетку в сторону англичан.

Не верьте унижениям.

Англия – профессиональный враг мира и коллективной безопасности».

Чем дальше, тем яснее:

«Дранг нах Остен» – английская выдумка»…

«Повернуть тигров в сторону Англии.

Коммунизм и фашизм ненавидит одинаково.

За деньги.

Не жалеет средств для дискредитации Советского Союза.

Отвести войну на Восток – спасти шкуры».

О Германии и ее политике:

«Возможно ли сговориться с Германией?

Россия – лучший клиент.

Ну как не умиляться немецкому сердцу.

Гитлер не понимает, что ему готовят нож в спину.

Что бессмысленно ему ослаблять себя на Востоке.

Повернуть на Запад.

Дранг нах Остен уже стоил Германии огромных жертв.

Сговориться с Германией».

О настроениях в Германии:

«В Германии симпатии к русскому народу и армии».

Кому бы ни принадлежали эти фразы – Сталину или Жданову, они исключительно важны для оценки настроений, царивших в кремлевской верхушке уже в первой половине 1939 года. Видимо, давний «антианглийский синдром», глубоко запавший в душу Сталина с 20-х годов, перевешивал идеи коллективной безопасности. А возможность использовать Германию против Англии, этого «профессионального врага мира» и центра международного империализма?

По архиву Сталина можно установить, когда же именно было решено серьезно заняться оформлением будущего соглашения. В конце мая Сталин затребовал от НКИД всю документацию о заключении советско-германского договора 1926 года, а также о последующем «Берлинском договоре» 1931 года и его подтверждении – уже гитлеровским правительством! – в 1933 году. Это было 21 мая. В середине июля Шнурре сообщил торгпреду Е. И. Бабарину о готовности принять советские предложения от февраля 1939 г. за основу переговоров. 10 июля Хильгер официально передал это предложение Микояну. Сталин поставил 14 июля вопрос о соглашении на заседании политбюро. Для этого при участии генсека было составлено специальное обоснование. В нем отмечалось, что «германская сторона 10 июля пошла навстречу советским пожеланиям», а именно: приняла три главных пункта: срок, процентную ставку и советские списки заказов. В документе говорилось, что «мы готовы пойти навстречу». Положительное решение политбюро было завизировано Сталиным, Ворошиловым, Кагановичем и Молотовым 14 июля 1939 г. 19 июля Шнурре в Берлине заявил Бабарину: «С этого момента может начаться новая полоса советско-германских отношений». Это сообщение о высказывании Шнурре было продублировано в телеграмме Астахова. С июля можно начинать отсчет прямых советско-германских переговоров, не разделяя их экономические и политические компоненты.

Таким образом, Сталин и Молотов оказались прекрасно подготовленными, когда Шуленбург в беседе с Молотовым 15 августа изложил немецкие представления о новом договоре. Он мыслился с немецкой стороны всего лишь в двух пунктах:

– Германия и СССР ни при каких обстоятельствах не вступят в войну друг против друга и не будут принимать мер, предусматривающих применение силы;

– договор вступает в силу немедленно после его подписания и будет действовать 25 лет.

Молотов явно удивился: только два пункта? Он тут же напомнил Шуленбургу, что существуют исторические прецеденты – например, договор СССР с Латвией 1932 года, с Эстонией. Договор же с Германией должен был стать куда серьезнее.