За Курскую и Киевскую операции Рыбалко получил «Золотую Звезду» Героя Советского Союза; за Пражскую и Берлинскую — вторую «Золотую Звезду» и был произведен в маршалы бронетанковых войск. У него будет много наград, в том числе и иностранных. Но главное — безусловно и единогласно — он признан нашим лучшим танковым генералом.
Вот только прожил Павел Семенович Рыбалко совсем недолго. Он умер в 1948-м, в возрасте пятидесяти четырех лет.
Знаете, в чем заключается одна из ошибок молодых режиссеров, снимающих лихие боевики о той войне? Молодые, холеные лица актеров.
Двадцатипятилетние солдаты, возвращавшиеся домой, выглядели сорокалетними, а сорокалетние — стариками. Большинство наших боевых генералов не исключение. Мало кто из них дожил до шестидесяти лет.
Павел Рыбалко похоронен на Новодевичьем кладбище.
Глава 8
Подлинная история гибели детей Йозефа и Магды Геббельс
«Наводку» на один поразительный документ дал мне покойный Лев Александрович Безыменский еще девять лет тому назад. Я как раз собиралась на книжную выставку в Лейпциг, и он попросил своего старого друга, историка-архивиста, показать мне это письмо. Немецкий историк не только показал, но и дал возможность сделать перевод и увезти с собой. «У нас это не опубликуют еще долго», — сказал он тогда.
Я была уверена, что не опубликуют и у нас. Но знаменитый журнал «Знание — сила» на такую публикацию решился, а не менее знаменитая станция «Эхо Москвы» дала мне возможность прочесть текст в эфире в рамках авторской передачи. А год назад молодой, но уже известный немецкий режиссер Георг Жено поставил по нему спектакль, премьерные показы которого проходили в Сахаровском центре.
Этот документ — письмо 13-летней (старшей) дочери Геббельсов Хельги, незадолго до смерти написанное ею своему другу, в бункере Гитлера.
Мой дорогой Генрих!
Я, может быть, неправильно поступила, что не отправила тебе того письма, которое написала в ответ на твое. Я, наверное, должна была его послать, и я могла бы — передать с доктором Мореллем, который сегодня уехал из Берлина. Но я перечитала свое письмо, и мне стало смешно и стыдно за себя. Ты пишешь о таких сложных вещах, о которых нужно много думать, чтобы их понять, а я со своей вечной торопливостью и папиной привычкой всех поучать отвечаю совсем не так, как ты, наверное, ждешь от меня. Но теперь у меня появится время обдумать все; теперь я смогу много думать и меньше куда-то торопиться. Мы сегодня днем переехали в бомбоубежище; оно устроено почти под самой рейхсканцелярией канцлера. Тут очень светло, но так тесно, что некуда пойти; можно только спуститься еще ниже, где теперь кабинет папы и сидят телефонисты. Не знаю, можно ли оттуда звонить. Берлин очень сильно бомбят и обстреливают из пушек, и мама сказала, что тут безопасно и мы сможем подождать, пока что-то решится. Я слышала, говорили, что самолеты все еще взлетают, и папа мне сказал, чтобы я была готова помочь маме быстро собрать маленьких, потому что мы, может быть, улетим на юг.
В 1954 году в ФРГ был принят Закон об амнистии. По этому закону «за некоторые преступления, совершенные во времена национал-социализма», преследовать далее запрещалось или предлагалось «смягчать меру пресечения при наличии смягчающих обстоятельств». Следуя этому закону, молодая Федеративная республика Германии получала возможность вернуть на рабочие места множество квалифицированных государственных чиновников, в которых остро нуждалась.
Одновременно власти ФРГ инициировали расследования, призванные будоражить общественное мнение и создавать видимость принципиальной позиции власти, выраженной фразой канцлера Аденауэра: «Ничто не будет забыто».
Таким расследованием стало в середине 50-х годов «дело об умерщвлении шестерых малолетних детей супругов Геббельс».