Гитлер

То, что сегодня представляется нам непродуманным, тогда воспринималось как чудо – и Гитлер объявил, что у него с плеч «свалилась огромная тяжесть». Выбора у него не было; предлагать мир в условиях, когда у него появился новый козырь, казалось неприемлемым. К тому же это решение, по всей вероятности, принесло ему чувство удовлетворения, поскольку, восхищаясь техническими достижениями Америки, он постоянно поносил ее за отсутствие культуры. Американцы вызывали у него антипатию – полуевреи, полунегры, как с присущей ему вульгарностью он выражался, похожие на «свиней, живущих в выложенном плиткой хлеву». Рузвельта он считал типичным франкмасоном и умственно-отсталым человеком, действующим по указке евреев. Характерно также замечание Геббельса, утверждавшего, что американцы живут одним днем и что Рузвельт зашел в тупик, – оценки, скорее приложимые к тогдашней ситуации в Германии. Действительно, всего двумя днями позже он писал, что как раз немцы живут одним днем, правда добавлял, что нацисты привыкли к этому за годы борьбы за власть и научились находить выход из самых трудных положений. Надо только применять опробованные методы и средства, и успех рано или поздно придет.

В начале 1942 года нацисты явно цеплялись за самые позитивные примеры из прошлого, ибо будущее представлялось таким «темным, что никто не сумел бы пролить на него свет». Почти никто, добавлял Геббельс, не отдает себе отчета в том, насколько тяжело положение. Высшие партийные функционеры и государственные деятели разъехались на каникулы. Впрочем, их старались держать подальше от правдивой информации, запрещая слушать зарубежное радио. Зимой 1941/1942 года Гитлер также отменил приказ о составлении рапортов о моральном духе войск. Война постепенно превращалась в «битву в неизвестности».

Сам он работал «как одержимый», и у него почти не оставалось времени на внешнюю политику. Военное командование высказало пожелание договориться с Францией, чтобы получить в свое распоряжение ее военные базы в Северной Африке. Однако взамен режим Виши требовал мира на условиях, к которым Германия не была готова. Гитлер ни в коем случае не желал связывать себе руки, пока не выиграет войну. Серьезное подозрение у него вызвал тот факт, что Петен лично принимал во Франции американского посла адмирала Ли, про которого говорили, что он оказывает на престарелого маршала негативное влияние. «Коллаборационистам больше нечего сказать». 24 января 1942 года Геббельс писал, что из верного источника ему стало известно, что Виши не желает победы большевиков, но также не желает и полной победы немцев. Если оба противника обессилят друг друга, Франция вновь обретет утраченное влияние. Поэтому вряд ли Гитлер рассчитывал на Францию как на помощника в построении новой Европы. Услуги, которые она могла оказать в Африке, не компенсировали бы уступок, на которые пришлось бы пойти, – впрочем, все равно у него не было достаточно горючего, чтобы использовать французский флот. К тому же Гитлер не доверял Абецу, женатому на француженке. Объясняя свое недоверчивое отношение к «наследственному врагу», он ссылался на историю:

«Франция сохраняет свою враждебность к нам. Как Талейран в 1815 году, она пытается использовать моменты нашей слабости, чтобы без особых потерь выпутаться из поражения. Но со мной это не пройдет. Пакты можно заключать только с позиции силы и никогда – с позиции слабости. Тогда остается одно: держаться. Мы должны найти выход из положения, умело играя на политических течениях во Франции и сталкивая их между собой. Нам нужны две Франции. Те французы, что пошли на сближение с нами, заинтересованы в том, чтобы мы оставались в Париже как можно дольше. Но лучшая защита против Франции состоит в том, чтобы веками поддерживать крепкую дружбу с Италией. В отличие от Франции, Италия проводит политику, родственную нашей».