Гитлер

Влияние прежней элиты оставалось на достаточно высоком уровне в первую очередь в силу присутствия их представителей в руководстве учреждениями и организациями (министерстве иностранных дел, армейском командовании, на крупных предприятиях), а также на менее ответственных должностях, поскольку именно исполнители занимались разработкой конкретных проектов. Бывшая элита в не меньшей, чем нацисты, степени мечтала о том, чтобы вернуть Германии ее статус великой державы, освободиться от ограничений, наложенных Версальским договором, и больше никогда не терпеть лишений, подобных перенесенным в годы мировой войны, когда английский флот держал страну в блокаде. Этот «ревизионизм», заключавший в себе зерно экспансионистской политики, скрепил согласие между традиционными элитами и Гитлером. Несмотря на то что последний писал в «Майн Кампф» о том, что его не интересует восстановление границ до состояния накануне 1914 года, поскольку его планы носят гораздо более грандиозный характер, мало кто воспринимал подобные заявления всерьез. Вопреки утверждению посла Франции Робера Кулондра (жившего в Берлине в 1938–1939 годах и оставившего книгу воспоминаний), сочинение Гитлера отнюдь не было «Кораном» немцев. Пусть оно и продавалось сотнями тысяч экземпляров – его почти никто не читал, а те, кто читал, не придавали ему значения. Общее мнение склонялось к тому, что, придя к власти, этот «трибун» будет вынужден считаться с действительностью; как писала газета «Тан» 31 января 1933 года, «канцлер будет большим реалистом, чем партийный лидер; ему придется приспосабливаться к требованиям времени».

Первые же дипломатические шаги, предпринятые рейхом, одновременно и подтвердили эти предположения, и вызвали беспокойство: помимо традиционных дипломатических каналов Гитлер начал использовать и своих личных эмиссаров.

Вице-канцлер фон Папен – представитель консерваторов и убежденный католик – вступил в переговоры с Ватиканом и добился нового конкордата. Как мы уже показали, этому в немалой мере способствовала поддержка многих немецких епископов, но также и государственного секретаря монсеньора Пачелли, занимавшего пост папского нунция в Мюнхене и Берлине с 1917 до 1930 года. Пачелли с глубокой симпатией относился к Германии и был ярым антикоммунистом. Для Гитлера этот конкордат имел огромное значение. Внутри страны он обеспечил ему поддержку католических кругов, до последнего времени весьма враждебно относившихся к национал-социализму; на мировой арене он позволил несколько успокоить таких ближайших соседей рейха, как Франция, Италия и Польша – стран откровенно католической ориентации. Немаловажную роль сыграл и тот факт, что в 1929 году Муссолини подписал с Ватиканом так называемые Латранские соглашения. Канцлер, выступая перед советом министров, не скрывал удовлетворения: наконец-то, говорил он, «мы получили поддержку в борьбе против мирового еврейства». Это заявление позволяет по-новому взглянуть на корни его антисемитизма.

Но не только фон Папен ездил в Италию в 1933 году. В мае там побывал Геббельс; его оценка положения сводилась к необходимости «чистки» министерства иностранных дел и смещения римского посла – красноречивое свидетельство истинного отношения новых хозяев рейха к прежним элитам. Вскоре и Геринг выскажется по этому поводу, подчеркнув разделяющую их бездну. На вернисаже современного итальянского искусства во Дворце кронпринца, в Берлине, он произнес речь, похожую на «признание в любви» Италии; фашизм, говорил он, является движением, нравственно и идеологически родственным национал-социализму. Министерство иностранных дел, меньше всего желавшее, чтобы за границей заметили резкое изменение внешнеполитического курса Германии, было в шоке. Однако ни неодобрение дипломатов, ни сдержанная реакция итальянской прессы не помешали комиссару авиации (министром он был назначен некоторое время спустя) подготовиться к поездке в итальянскую столицу.