Гитара в литературе

«Славный постоялец. А как вы насчет ямба Некрасова — нету на него позыва?»

«Как же. Давайте-ка мне это рыданьице в голосе: загородись двойною рамою, напрасно горниц не студи, простись с надеждою упрямою и на дорогу не гляди. Кажется, дактилическую рифму я сам ему выпел, от избытка чувств, — как есть особый растяжной перебор у гитаристов. Этого Фет лишен».

«Чувствую, что тайная слабость Фета — рассудочность и подчеркивание антитез — от вас не скрылась?»

В приведенном диалоге интересно парадоксальное сопоставление музыки и поэзии, рифмы и необычного приема игры на гитаре. Набоков, известный эстет, тонко чувствует неуловимое родство и взаимосвязь двух разных видов искусства.

Богач Комаров, персонаж романа «Пнин», сын донского казака, даже на чужбине, в эмиграции, оставался любителем застолья. «Он и Серафима — его крупная и веселая москвичка-жена, носившая тибетский талисман на свисавшей к вместительному мягкому животу длинной серебряной цепочке, — время от времени закатывали русские вечера с русскими hors d'еuvres (закусками), гитарной музыкой и более или менее поддельными народными песнями, — предоставляя застенчивым аспирантам возможность изучать ритуалы «vodka-drinking» (питие водки) и иные замшелые национальные обряды…»

Примечательно: гитарная музыка на вечеринках воспринимается Набоковым как чисто русская традиция, не свойственная чопорным европейцам.

Одна из героинь романа «Подвиг» стояла особняком в дамской компании, чем и привлекла внимание гимназиста Мартына, только что покинувшего с матерью Россию. «Ей было двадцать пять лет, ее звали Аллой, она писала стихи, — три вещи, которые, казалось бы, не могут не сделать женщину пленительной. Ее любимыми поэтами были Поль Жеральди и Виктор Гофман; ее же собственные стихи, такие звучные, такие пряные, всегда обращались к мужчине на вы и сверкали красными, как кровь, рубинами… По ней томился один из великих князей; в продолжение месяца докучал ей телефонными звонками Распутин. И она иногда говорила, что ее жизнь только легкий дым папиросы Режи, надушенной амброй.

Всего этого Мартын совершенно не понял. Стихами ее он был несколько озадачен. Когда он сказал, что Константинополь вовсе не аметистовый, Алла возразила, что он лишен поэтического воображения, и, по приезде в Афины, подарила ему «Песни Билитис», дешевое издание, иллюстрированное фигурами голых подростков… Вместо всяких французских Билитис, петербургских белых, гитарных ночей, грешных сонетов в пять дактилических строф, он ухитрился найти в этой даме с трудноусваиваемым именем совсем другое, совсем другое».

Замечательная метафора «петербургские белые гитарные ночи» хорошо передает атмосферу, в какой жили до революции представители серебряного века русской словесности.

У Владимира Набокова был редкостный дар — умение нарисовать одной фразой портрет персонажа. Возьмем, скажем, такой фрагмент из романа «Подвиг»: «Другие Сонины знакомые, как, например, веселый зубастый Каллистратов, бывший офицер, теперь занимавшийся автомобильным извозом, или милая, белая, полногрудая Веретенникова, игравшая на гитаре и певшая звучным контральто «Есть на Волге утес», или молодой Иоголевичъ, умный, ехидный, малоразговорчивый юноша в роговых очках, читавший Пруста и Джойса, были куда проще Бубнова».

Эти герои невольно встают перед нами как живые: отставной поручик, близорукий студент и русская барышня со своей сердечной любимицей-гитарой.

Вчитываясь в одно из последних стихотворений Владимира Набокова, находим строки сладостной ностальгии: «Сорок три или четыре года / ты уже не вспоминалась мне: / вдруг, без повода, без перехода, / посетила ты меня во сне. / Мне, которому претит сегодня / каждая подробность жизни той, / самовольно вкрадчивая сводня / встречу приготовила с тобой. / Но хотя, опять возясь с гитарой, / ты опять «молодушкой была», / не терзать взялась ты мукой старой, / а лишь рассказать, что умерла». (Стихотворение «Сорок три или четыре года»)

Нельзя не заметить в этих строках мотивы, родственные поэзии Федерико Гарсиа Лорки, у которого гитара частенько навевает мысли о смерти.

ЛОРКА ГАРСИА