– Беда, Эдуард Степанович, – голосом черного вестника взвыл Жарынин. – Беда! Гибнет в руках рейдеров «Ипокренино»! Эта гавань чудесных талантов, всю жизнь бороздивших океан вдохновения…
– Обождите! Какая пристань? – нахмурился начфукс. – Часы ваши покажите! Та-ак! Нормально. Нормально. А вам, – он исподлобья глянул на похолодевшего писодея, – можно бы и поскромнее!
– Виноват, – промямлил автор «Жадной нежности», сознавая, что позорно провалил задание Натальи Павловны.
– Володя, ты кого ко мне привел?
– Это, Эдуард Степанович, мои друзья: знаменитый режиссер Жарынин и э-э… видный писатель Кокотов…
– Кокотов? А ты Кокотову, который проходил по делу «Велес-банка», не родственничек?
– У того фамлия Крокотов – виновато поправил Дадакин.
– Да, верно! Молодец, Володя, что привел! Знаешь: люблю творцов. Сам, как говорится, далеко не чужд… – Скурятин пожал гостям руки, усадил их и сам сел, явно чего-то ожидая. – Ну, что там у вас?
– Беда, Эдуард Степанович… – снова завел шарманку Жарынин, сгустив трагизм до апокалиптического отчаянья. – Большая беда! Гавань талантов…
– Ясное дело – беда! – с неудовольствием оборвал начфукс. – Ко мне с радостью не ходят…
Он посмотрел на депутацию с тем выражением, какое бывает у серьезных мужчин, если поутру жена, неприбранная, сонная, в бигуди, противным голосом требует немедленно починить туалетный бачок, подтекающий уже полгода. Вова из Коврова незаметно нарисовал пальцем в воздухе круг, напоминая режиссеру про диск. Но Дмитрий Антонович после двух заполошных фальстартов сник от естественного изнеможения организма и утратил всякую бдительность. Кокотов с огорчением подумал, что переупотребление алкоголя способно выбить из формы даже такого мастера человеческого общения, как Жарынин. А тут еще, точно специально, из замшевой куртки соавтора грянул «Полет валькирий». Скурятин окаменел. Хороший человек зажмурился в отчаянье, а Дадакин посмотрел на режиссера, словно на серийного самоубийцу. Игровод, сунув руку в карман, попытался на ощупь выключить телефон, но не тут-то было: по кабинету неслась победная музыка крылатых дев. Бедный Дмитрий Антонович наморщил лысину, побагровел, пошел пятнами, но мобильник не умолкал. В такие минуты невольно заподозришь, что все эти технические штучки давно уж обзавелись электронными мозгами и мелко мстят человечеству за потребительское отношение. Писодей понял: положение надо спасать, – и, преодолевая природную робость, исключительно ради Натальи Павловны, спросил хриплым от волнения голосом:
– Эдуард Степанович, мне, конечно, страшно неловко, но другого случая просто не будет…
– Что такое?! – Начфукс с недоверием уставился на писателя, опасаясь очередного взвыва про гавань талантов.
– Где, где можно достать ваш последний диск? В магазинах нет, я спрашивал… – взмолился автор «Сумерек экстаза» и сжался в ожидании ответа.
Жарынин, заткнувший, наконец, валькирий, выразил лицом такое изумление, будто заговорил не Кокотов, а бюстик Есенина на столе. Обиженная физиономия Скурятина просветлела, заинтересовалась жизнью и задышала той нежной отзывчивостью, какая случается у солидных мужчин, когда юная, свежая, прибранная любовница заводит за ужином речь о новой шубке.
– И не достанете! – ответил он. – А предпоследний диск у вас есть?
– С русскими народными! – восторженно ввернул хороший человек.
– Нет. Но я много слышал… у знакомых, – соврал писодей. – Фантастика!
– А что же особенно понравилось?
Поняв, что влип, Кокотов незаметно глянул на Мохнача, а тот, сознавая трагизм ситуации, произвел руками по полированной поверхности некое равнинное движение. У писателя было всего несколько секунд, чтобы сообразить: или «Степь да степь…», или «Среди долины ровныя…» Надо решаться… Пауза неприлично затягивалась.
– «Степь да степь…»! – бухнул Андрей Львович, как прыгнул в прорубь, – и угадал.
– Соображаешь! – тепло кивнул начфукс. – Хочешь послушать?
– Конечно! Господи ты боже мой! – вскричали все, включая Дадакина, но исключая Жарынина, сникшего от своей непростительной оплошности и угрожающего падения содержания алкоголя в крови.
– Ну, да ла-адно уж… – Скурятин взял со стола и сдавил один из пультиков.