Гипнотизер

— Вы чудовище, Ипполит!

— Я лишь передаю вам то, что прошептал мне на ухо аббат сегодня утром, мадемуазель Мария Тереза.

Когда он говорил это, рот его исказила блудливая улыбка. Раскланявшись, Ипполит убрался прочь, так и оставив нас стоять. «Недолго ему оставаться в лакеях», — прозвучали у меня в ушах слова Жюля, но тогда это прорицание еще казалось мне чистейшей галиматьей. Ипполит принадлежал к породе людей, стабильно стареющих и при этом крепчающих. Ужасы начинались тогда, когда их лишали того, ради которого они живут, а именно — их хозяев.

— Вероятно, он подслушивал, — с издевкой произнес я, прижав к себе Марию Терезу. — Но могу тебя успокоить: твоему дядюшке хоть и неважно сейчас, но он никак не при смерти.

Вздохнув, Мария Тереза кивнула. Я же воздал небесам молитву простить меня. Я был абсолютно уверен, что аббату уже не подняться на ноги. Вспомнилась любопытная аллегория мадам Боне, представлявшей смерть в виде тени, связанной с каждым из нас незримой и неразрывной веревочкой на всю жизнь. И нынче костлявая получила распоряжение утащить аббата из мира живых. Она уже почти вплотную подобралась к нему, уже подтягивала свою веревочку.

Эта мысль не то чтобы потрясла меня, а скорее я сделал вывод, что времени для того, чтобы припереть аббата к стенке за все, что касалось Жюльетты, оставалось все меньше и меньше. Несмотря на переполнявший меня восторг от встречи с Марией Терезой, я не забывал обо всех загадках, на которые предстояло найти ответ перед тем, как…

Перед чем?

Разве для нас двоих могло существовать будущее?

«Возможно, — могла ответить тогда Мария Тереза. — Но не такое, каким ты его себе представляешь и на какое рассчитываешь».

Вся вторая половина дня была в нашем распоряжении. Или в моем? Мария Тереза на ужин пригласила Филиппа, что было хоть и досадно, но не удивительно. Я исходил из того, что она собралась рассказать ему начистоту обо всем, что касалось наших с ней отношений, однако это вовсе не означало, что я должен был чувствовать себя победителем. С другой стороны, я честно заявляю, что вспышки гнева Филиппа меня ничуть не страшили, хотя я отдавал себе отчет, что дело могло дойти как до вербальных, так и до физических конфликтов. Более того, при всем великодушии, которое я приписывал себе, я даже готов был простить Филиппа за все, что бы ни произошло между нами. Впрочем, стоило ему появиться, как я убедился, что Мария Тереза уже для меня не та, какой была прежде.

— Ты должна расслабиться и полностью понять, что, хотя я и собираюсь погрузить тебя в транс, ты силой собственной воли в любую секунду сможешь прервать гипнотический сеанс.

— Я расслабилась.

— Если нет, это было бы очень неловко для меня.

Склонившись, я нежно поцеловал Марию Терезу в щеку. Деликатно выражаясь, мы все-таки сумели воспользоваться ситуацией для интимной встречи, теперь же нас ожидало нечто иное. Полушутя-полусерьезно я поинтересовался у Марии Терезы, могла ли она представить себе любовь под гипнозом. Нет, она ничего о подобном слышать не желала. Зато продемонстрировала готовность узнать о себе побольше, как «моя» Мари Боне. Я чувствовал, что это скорее было прихотью, нежели продуманным решением, просто плодом умиротворенности после испытанного наслаждения в постели со мной. Кроме того, Мария Тереза сомневалась, сумею ли я и в этом достичь тех же высот, каких достиг в роли любовника. Ее скепсис основывался на нашептываниях «дядюшки», который хоть и не оспаривал наличие у меня гипнотического дара, но все же внушал ей, что нетрудно погрузить в транс человека, практически незрячего.

— Твой дядя сам своего рода мастер по части внушений, — бросил в ответ я. — Стоит мне помыслить, что именно по его милости я лет десять не занимался собой, не обращая внимания на заключенный во мне дар, меня ничуть не удивляет, что ты придерживаешься именно такого мнения.

— И поэтому ты во что бы то ни стало жаждешь реванша. Я готова подумать, что для тебя куда важнее насолить аббату, чем помочь мне. Или выразимся не столь категорично: ты, конечно же, стремишься помочь мне вновь обрести зрение, но для тебя ничуть не менее важно еще и убедить моего дядю. Тебе непременно хочется победить его, и все потому, что ты не в силах ему простить того, как он поступил с твоей сестрой. Сердце подсказывает тебе: весы уравновешены. На одной их чаше трагедия, твоя и Жюльетты, на другой — зрячая Мария Тереза. Поэтому для тебя так важно, чтобы я безоглядно верила в тебя и подчинилась тебе. Иначе весы в твоем сердце вновь утратят равновесие. Ну что же — лови удачу!

Она вновь разрешила поцеловать себя, а потом откинулась на подушки, уложенные мной так, чтобы она могла пребывать в полу-сидячем положении. Сидя так в головах огромной кровати с пологом, обнаженная, улыбавшаяся, Мария Тереза взглядом бездонных, огромных очей напоминала богиню. Я готов был молиться на эту женщину, ее красота лишала меня дара речи. Кровь шумела в ушах, я вновь не мог поверить, что обладаю ее прекрасным телом. Еще менее я готов был поверить в то, что настанет день, когда я назову эту богиню моей.