Эрик оторвал корочку и сунул в рот. Под глазами у него были мешки, а когда он серьезнел, вокруг рта ложились глубокие морщины. Страдальчески напряженный лоб.
Снова зазвонил телефон, завибрировал на столе.
Эрик взглянул на дисплей и помотал головой.
– Не друзья, – только и сказал он.
– Устал быть знаменитостью? – мягко спросила Симоне.
– Я сегодня разговаривал всего с двумя журналистами, – вымученно улыбнулся он. – Но мне хватило.
– Чего они хотели?
– Из журнала “Кафе” или как он там называется.
– Это который с красотками на обложке?
– Вечно какая-нибудь девица, которая умирает от восторга, что ее фотографируют в одних трусах. С английским флагом.
Симоне улыбнулась ему.
– Чего они хотели?
Эрик откашлялся и сухо сказал:
– Спрашивали, могу ли я загипнотизировать женщину, чтобы она захотела заняться сексом, и прочую фигню.
– Сурово.
– Ага.
– А второй разговор? – спросила Симоне. – Интервью для “Ритц” или “Слитц”?
– “Дагенс эко”. Интересовались, как я смотрю на заявление уполномоченного по правам человека.
– Зануды.
Эрик потер глаза и вздохнул. Он как будто стал ниже сантиметров на десять.
– Если бы не гипноз, – медленно проговорил он, – Юсеф Эк, может быть, убил бы свою сестру, как только его выписали бы из больницы.
– И все-таки тебе не надо было этого делать, – тихо вставила Симоне.
– Не надо было, я знаю, – согласился он и провел пальцем по стеклу. – Мне жаль, что я…
Он замолчал, и Симоне вдруг ужасно захотелось прикоснуться к мужу, обнять его. Вместо этого она села на стул, посмотрела на мужа и спросила:
– Что мы будем делать?
– Делать?
– С нами. Слово “развод” сказано вслух. Эрик, я больше не знаю, что о тебе думать.
Эрик крепко потер лоб.
– Понимаю, что ты мне не доверяешь, – сказал он и замолчал.
Она встретила его усталый стекленеющий взгляд, увидела постаревшее лицо, полуседые растрепанные волосы и подумала, что когда-то им почти всегда было хорошо вместе.
– Я не тот, кто тебе нужен, – продолжал Эрик.
– Перестань, – попросила она.
– Что так?
– Ты говоришь, что я тобой недовольна, но сам меня обманываешь, не думая, что с меня хватит.
– Симоне, я…
Эрик коснулся пальцев жены, но Симоне отняла руку. Глаза у него были мутные, и Симоне поняла, что муж принимал таблетки.
– Мне пора спать, – сказала Симоне и поднялась.
Эрик пошел за ней, с пепельно-серым лицом и усталыми глазами. По дороге в ванную Симоне тщательно заперла входную дверь.
– Можешь лечь в гостевой спальне, – бросила она.
Он с равнодушным, почти одурманенным видом кивнул. Только сходил за одеялом и подушкой.
Среди ночи Симоне проснулась – что-то вдруг застучало по раме. Полежала на животе, повернулась на бок и провела по руке. Мышцы напряжены, рука ноет. В спальне темно.
– Эрик? – шепнула она, но вспомнила, что муж спит в гостевой комнате.
Она повернулась к дверному проему и увидела какую-то тень. Паркет скрипнул под тяжестью человеческого тела. Симоне подумала, что Эрик заходил за чем-нибудь, но сообразила, что он крепко спит, наглотавшись снотворного. Она зажгла ночник, протянула руку к свету и увидела, как бусинка крови вытекает из маленького красного прокола на коже. Наверное, где-то укололась.
Что-то мягко упало в прихожей. Симоне выключила свет и встала на ватные ноги. Идя в большую комнату, помассировала онемевшую руку. Во рту пересохло, горячие ноги плохо слушались. Кто-то что-то прошептал в прихожей, засмеялся приглушенно, воркующе. Совсем не как Эрик. Симоне затрясло. Входная дверь открыта настежь. На лестничной клетке – темно. В квартиру вползал прохладный воздух. Из комнаты Беньямина донеслось слабое поскуливание.
– Мама?
Похоже, Беньямин напуган.
– Ай, – услышала Симоне. Беньямин заплакал, тихо и хрипло.
В зеркало, висевшее в коридоре, Симоне увидела, что кто-то со шприцем в руке склонился над кроватью Беньямина. Множество мыслей пронеслось в голове. Симоне попыталась понять, что происходит, что же она видит.
– Беньямин? – встревоженно позвала она. – Что вы там делаете? Можно войти?
Она кашлянула и сделала шаг к комнате сына, как вдруг ноги у нее подкосились. Симоне ухватилась за буфет, но не устояла. Она растянулась на полу, ударилась головой о стену и почувствовала, как в голове разливается боль.
Симоне хотела подняться, но не смогла пошевелиться, ноги не слушались – нижняя половина тела потеряла чувствительность. Зачесалось в груди, и дышать стало тяжелее. На несколько секунд потемнело в глазах, потом зрение вернулось, но стало мутным.