Гипнос

— Подействует через несколько минут, — сказал он, — теперь нужно выяснить, задет ли позвоночник. Для этого ты должна попробовать двигать ногами и руками.

Тяжело дыша, мексиканка согнула левую — ближнюю ко мне — руку в локте, и я увидел, что на ее пальцах нет ногтей. Только запекшаяся бордовая сукровица вперемежку с грязью.

— Что ты делаешь? — Спросил я.

— Позвоночник в порядке, — не обратив внимания на мой вопрос, сказал таксист, — нужно прислонить ее к чему-нибудь. Обвив затылок пострадавшей белыми пальцами, таксист придерживал ее голову и взглядом указал мне на стену дома. А мексиканка цеплялась за нас мутными черными глазами. Не теми глазами, что ищут сочувствия и защиты. Не теми глазами, что смотрят с экрана, когда загримированная актриса пытается передать непонимание чужого языка. Не теми глазами, которые обычно выражают бессилие. Но теми глазами, которые больше никогда не захочется увидеть из-за боли в них.

Мы переместили девушку в полулежащее положение.

— Ткань одежды прилипла к ране, я не могу её очистить, — сказал таксист мексиканке, ощупывая ее поясницу, — удаление материи может усугубить кровотечение, а это нам с тобой сейчас совсем ни к чему. Кровь выделяется пульсациями, значит есть задетые вены. Надо сделать перевязку.

Вместе с этой фразой начал действовать морфин, и мексиканка желеобразно обмякла. Ее дыхание успокоилось, и взгляд, наполнившийся маслянистым вечерним блеском, поднялся к осыпающимся грязными каплями крышам. Облегчение — как физическое, так и психологическое — вывело на лице раненой слабую дугу улыбки. Болезненной, ненастоящей улыбки. Сбросив вымокшую и потяжелевшую сорочку, таксист скатал из нее плотный валик и перевязал рану мексиканки.

— Все было бы проще, не будь ее болевой порог настолько высоким. Ей, видимо, пришлось здорово потерпеть за свою жизнь.

После этого я открыл глаза и обнаружил себя проснувшимся в такси. Меня одолевало бессилие. Мозг пытался дать организму отдохнуть, и я засыпал бесконтрольно. Все складывалось воедино. Откушенный Арнеллой язык. Национальность официантки в «Красном слоне». Вопли в подворотне, которые я слышал по дороге в кофейню, где работала моя напарница. Все складывалось воедино и превращалось во внутрисонные образы, над которыми я не имел власти. «Все, что не имеем мы — имеет нас».

Я сделал все, как планировал — принял душ, посмотрел кино и выспался. Восстановился и привёл мысли в порядок. Дома я чувствовал себя уравновешенно и привычно. Мне это нравилось. Пока я одевался, в затылок кололи воспоминания о легкомысленности Арнеллы, разделившей со мной ложе при первой встрече. Ревность росла и систематизировалась равномерно — я не мог остановить этого фонового процесса. Мозг сам превращал мимолётный всплеск в часть моей личности. Обрабатывал опыт и делал выводы. Я мог оправдать действия своей напарницы воздействием Джуджиона, необходимостью медитативной терапии, эмоциональной податливостью на фоне отсутствия здорового сна. Я мог оправдать ее действия, но не делал этого. Пока я завтракал, меня одолевали тяготы неизвестности, связанные с Рондой. Что она думала обо мне? Помнила ли она все то, что видела? Написала ли она ответы на список вопросов Луи Бойла? Ронда была для меня энигмой. Я не знал, чего от неё ожидать, как обратить ее способности в пользу, чем заслужить ее доверие. Оно было необходимо мне, ибо доверие Ронды означало контролируемую силу в Джуджионе.

Пока я ехал к ее дому, я думал об Элис. Я хотел знать, помогло ли ей мое вмешательство в ее священный грот, и в какой позе стоит ее статуя. Мне было интересно, чем она занимается в бюро «Антифиар» сейчас, и на какую ответственность она обрекла своё трудолюбие сегодня. Я волновался за неё доселе незнакомым мне оберегающим волнением. Из царицы, за которую я ходил проливать кровь, пусть и чужую, Элис превратилась в воодушевляющего хрупкого ангела, ведущего войско света в неравный бой. Я хотел увидеть ее — просто для того, чтобы убедиться, что она справляется.

Ронда была дома. Она долго не открывала, хотя и знала, что за порогом жду я. Я предупредил ее сообщением. Она могла не хотеть меня видеть, могла сомневаться, что это действительно я пришёл к ней, могла глубоко запутаться сама в себе. У неё были причины на то, чтобы долго не открывать мне, и я относился к ее состоянию с пониманием. Ронда не приветствовала меня, когда открыла дверь, но разрешила войти. Пока я раздевался, она ушла в комнату и села на диван.

⁃ Ты ответила на список вопросов?

⁃ Да. Только, прошу, не читай.