Гиперион

Если б я тебя в тени платанов,
Где Илис[190] бежал среди цветов,
Где над Агорой[191], весельем прянув,
Расходился рокот голосов,
Где отвага юношей будила,
Где сердца к себе склонял Сократ,
В миртах, где Аспазия[192] бродила,
Где Платон[193] творил свой вертоград,

Где весною праздника напевы,
Звуки флейт восторженно лились,
В честь заступницы, Минервы-Девы,
Вниз с холма священного неслись,
Где вся жизнь — поэзией хранимой,
Сном богов, без времени, текла, —
Если б там нашел тебя, любимый,
Как душа давно уж обрела!

Ах, иначе обнял бы тебя я! —
Пеньем бы ты славил Марафон,
И мой взор, улыбкою играя,
Искрился б, восторгом упоен;
Грудь твою победа б молодила,
Лаврами чело твое обвив;
Скука жизни б затхлой не душила
Радости исполненный порыв.

Ах, звезда любви, твоей отрады,
Юношеский, розовый рассвет!
Лишь в чреде златых часов Эллады
Бега ты не чувствовал бы лет;
Словно пламень Весты[194], бесконечно
В каждом сердце там любовь жила,
Дивных Гесперид плодами вечно
Сладостная юность там цвела.

Если б все ж ты наделен судьбою
Был толикой этих лет златых,
Ты бы счастлив был нести с собою
Пламенным афинянам свой стих;
Струн звенело б радостное пенье,
Кровью лился б ток лозы хмельной,
Уносило б прочь отдохновенье
Агору с шумливою толпой.

Любящее сердце б не напрасно
Жарко билось в том краю земли
Для народа, пред которым страстно
Слезы благодарные текли;
Час придет, спасешься из неволи,
Прах отринешь в горестной борьбе!
Дух нетленный, в сей земной юдоли
Нет стихии, родственной тебе!

Где они, богов сыны в Афинах?
Аттика не вспрянет ото сна,
В мраморе поверженном, в руинах
Смертная таится тишина;
День весенний сходит и поныне,
Только братьев он не застает
В той священной Илиса долине, —
И пустыня дням теряет счет.

В край Алкея и Анакреона
Низойти пути бы моему,
Там, среди героев Марафона,
В тесном я хочу уснуть дому!
Ах, последний этот плач умолкнет
О священной Греции моей,
Пусть же Парка[195] ножницами щелкнет, —
Сердцем я уже среди теней.

К НОЙФЕРУ [196]

В марте 1794 года

Не плачу я... Весны очарованье
Златит весь мир, напомнив детство вновь,
И, возбудив и боль и упованье,
Мои глаза кропит росой любовь.

Еще мне дарят сладкую отраду
Лазурь небес и изумрудный луг.
И, внемля здесь земли божественному саду,
Я пью нектар у радости из рук.

Прими и боль! Обид во искупленье
Нам дар лучей благое солнце шлет,
И лучших дней в душе еще живут виденья,
И в ласке милых глаз о нас слеза живет!

К ВЕСНЕ [197]