Гиперборейская чума

– Тут – это тут, – веско сказал мамонт. – Где бы ты ни был, ты все равно немного тут. И кто бы ты ни был. Поэтому можно говорить не только «тут – это где», но и «тут – это кто», «тут – это что», «тут – это зачем». Понимаешь? Борхеса юзал? Так вот, тут – это сплошной Борхес. Непонятно, но здорово.

– А что это за гора впереди?

Мамонт оглянулся.

– Да разве ж это впереди? – сказал он. – Это всегда. И даже уже немного позади. Это Олимп. А впереди у нас… н-да. Впереди у нас другие высоты.

– Ничего не понимаю, – сказал я. – Вот ты – кто?

– Ты лучше спроси, кто ты сам, – сказал мамонт. – Это куда интереснее.

Совсем недавно я побывал – в поисках все того же ускользающего всезнания – в сумрачном сером безысходном раннем утре где-то в Москве (еще в те времена, когда по вынужденной неопытности мы принимали интоксикацию за опьянение), я сидел на шатком табурете, облокотясь о немыслимо грязный подоконник (локоть соскальзывал, но я его тупо и упрямо утверждал), и смотрел за окно, со второго или с третьего этажа, как дождь падает на гаражные трущобы, на голые тополя, на прокисшую мусорную кучу, на засаленный асфальт… да, мне опять казалось, что я вот-вот пойму что-то самое главное, но… нет. Тоска и полное, предельное опустошение. Потом вдруг задребезжал обмотанный изолентой телефон, я машинально взял трубку и услышал жизнерадостное: «Иван, это ты?» Трубку я буквально обнял и сказал: «Крис! Как хорошо, что ты позвонил. Я тут сижу и не могу понять: кто я?»

– И кто же я?

Мамонт расхохотался.

– Ты хочешь узнать величайшую тайну так вот запросто? Ну ты и циник! Да только чтобы приблизиться к ней, ты должен разгадать три загадки, исполнить три задания и выпить три банки пива. Вот тогда, может быть…

– А если не угадаю? Отчирик? – Я провел пальцем по горлу.

Он поднял хобот тем жестом, каким учителя поднимают указательный палец, объясняя что-то ключевое.

– Если ты угадаешь все правильно, ты будешь все правильно знать. Если ошибешься, ты будешь знать неправильно. Но при этом ты не будешь знать, правильно или неправильно ты о себе знаешь. И ложное знание приведет тебя к ложной жизни и ложной смерти. Тебе это надо?

– Нет, – сказал я.

– Ну так и расслабься. Не задавай лишних вопросов. Будь проще, и люди к тебе потянутся. Хи. Вон, кстати, уже кто-то идет…

Действительно, проваливаясь по колено в песок, брел оборванный человек с катушкой провода за плечами. Разматываясь, катушка наигрывала «Soul shadows» в аранжировке Манукяна.

– Опять этот, – вздохнул мамонт. – Звиняй, братан, пойду я. Держи краба, – он протянул мне растопыренную корявую лапу. У основания большого пальца синели якорь и надпись: «Отпускаю тебе». Рукопожатие его, однако, было небрежным и скользким.

Человек с катушкой приблизился. На животе его, полуприкрытая лохмотьями, висела внушительных размеров кобура с длинноствольным револьвером.

– Что он от вас хотел?

Я подумал.

– Да будто бы ничего. Пива предлагал.

– «Будто бы»… – передразнил он. – Ходят тут… Точно узнавать надо. Точно!

И он пошел дальше, всматриваясь в следы на песке. Вдруг оказалось, что следов этих множество…

– Постойте, – сказал я. – Кто он такой?

– Кто-кто… Мамонт без пальто.

– Ну, это я понял…

– А чего вам еще надо?

– Подробности.

– Какие у нас, на хрен, могут быть подробности… – Он плюнул, отвернулся и пошел быстрее. Потом повернулся, махнул мне рукой и встряхнул красный провод, пустив по нему волну.

Я понял его и пошел за волной. Она бежала медленно – как раз со скоростью пешехода.

Так я добрался до пятачка зеленой травы. Посредине стоял летний щитовой домик. Над крышей его протянуты были веревки и сушилось белье. Женщина в легком исстиранном сарафане спускалась оттуда. Она была молодая, но очень усталая.

– Тезей понимает, что охотиться на них бесполезно, – сказала она. – Но что нам остается делать? Размахивать руками? – Она откинула волосы со лба, но они тут же упали обратно. – Я предложила бы вам воды, но нужно идти на колодец…

И – протянула ведро.

Колодец был рядом, шагах в сорока. Бетонное кольцо, ручной насос.

– Только не смотрите вниз, – предупредила женщина. – Там такое можно увидеть…

И она жеманно хихикнула.

Разумеется, я посмотрел. Но увидел только поверхность воды, в которой отражались звезды.

Волна на проводе, которая меня привела сюда, тихонько лежала на песке, свернувшись петлей. Вдруг показалось, что она подмигивает мне.

– Спасибо, – сказала женщина, принимая ведро. – А вы, собственно, кто?

– Стрельцов, – сказал я. – Иван.

Она вдруг побледнела и отпрянула.

– Вы… Ван? И – сын Стрельца? А я… а я… Непочтительная дрянь! – Она закатила себе пощечину.

– Что вы делаете?!

– Да, да… конечно… конечно… сейчас, одну секунду…

Она скрылась в домике и действительно через одну секунду появилась вновь: уже причесанная, накрашенная, в какой-то неимоверной полупрозрачной тунике…

– О, мой господин… – прошептала она приоткрытыми губами.

– А вот этого не надо, – сказал я. – Руссо туристо. Облико морале.

Похоже, она оторопела. Потом – засмеялась.

– Не может быть, – сказала она. – Тысячу лет здесь никто «Руку» не вспоминал.

– А что здесь вообще вспоминают?