Гёте. Жизнь как произведение искусства

Но тень отца продолжает его преследовать и здесь: как и тот, Август хочет написать свое «Итальянское путешествие». Ему нужно было доказать, что он на что-то способен, и даже когда он писал письма домой, то не мог избавиться от ощущения непрерывного контроля. Гёте читал письма сына, как читал бы их критически настроенный рецензент. Август пишет, что наконец-то воспрянул духом. Однако отец ему не верит – слишком эксцентричен и искусственен тон этих заявлений о душевном благополучии. Слишком нарочитыми кажутся эти уверения. Гёте, как он напишет позднее, готовился к худшему. И худшее наступает. В Риме Август заболел менингитом и уже через несколько дней умер. Вскрытие к тому же обнаружило чудовищно увеличенную печень – Август был алкоголиком.

После смерти сына Гёте, который обычно писал по нескольку писем в день, за целую неделю не написал ни одного письма. 25 ноября у него случается легочное кровотечение. Близкие думают, что он уже не придет в себя, однако через несколько дней ему снова становится лучше. Из письма Цельтеру: «Сей индивид все еще на ногах и в своем уме. Счастливо выбраться наверх!»[1771] Празднуя победу над болезнью, он рассылает друзьям и знакомым врачебное свидетельство своего выздоровления, но жалуется на новые тяготы. «Самое удивительное и важное в этом испытании то, что все то бремя забот, которое я <…> хотел возложить на человека более молодого, я теперь вынужден влачить сам, а нести его становится все сложнее»[1772], – пишет он Цельтеру. В возрасте восьмидесяти одного года Гёте сам вынужден заниматься домашними делами. Под его подушкой теперь лежит ключ от дровяного сарая, он проверяет списки покупок и бранится с прислугой. Впрочем, все это как будто даже прибавляет ему жизненных сил. Окружающим кажется, что он окреп и помолодел. Это подтверждается и тогда, когда Генриетта фон Больё-Марконнэ в начале декабря 1830 года посылает ему воспоминания, посвященные ее подруге Лили фон Тюркгейм, урожденной Шёнеман, – той самой Лили, возлюбленной далекой юности Гёте. «Ваше драгоценное послание я, растроганный, не мог не прижать к губам»[1773], – пишет он Генриетте. Любовь к жизни в нем еще не угасла.

Август 1831 года выдался жарким и солнечным. Гёте хочет избежать празднования своего восемьдесят второго дня рождения. Причина все та же: он просто-напросто не чувствует себя старым и не желает, чтобы ему постоянно напоминали про его возраст. Ранним утром 26 августа 1831 года, в пятницу, он велит запрячь лошадей. Еще не рассеялся утренний туман, но день обещал быть ясным. Последний выезд в Ильменау, чтобы еще раз – быть может, тоже последний – взглянуть на места, где он работал и творил и где пробуждаются воспоминания о прошлом. «Не могу сказать, что люблю парады смерти», – любил он повторять, и тем сильнее была его любовь к парадам жизни. Поэтому он берет с собой обоих внуков – Вольфа и Вальтера. Слуга Краузе также садится в экипаж, Оттилия на этот раз остается дома.

Почему он едет в Ильменау? Там много лет назад он пытался возродить серебряные рудники; по сути, то был главный проект первых двадцати лет его работы в правительстве. Прекрасные и в то же время горькие воспоминания. Он часто приезжал сюда, сначала один, а потом и с маленьким Августом. Впервые он посетил Ильменау в мае 1776 года и провел здесь несколько бурных недель в компании молодого герцога и его друзей. Это беззаботное общество переходило с места на место, устраивало веселые пирушки под открытым небом, вино лилось рекой, не обходилось и без проделок, когда, например, в одном из трактиров друзья забрались в погреб, достали винные бочки и спустили их с холма. Впрочем, вершились здесь и серьезные дела – в конце концов, Гёте хотел осуществить задуманное. Здесь, в Ильменау, проходили собрания акционеров. Свежеиспеченный советник не побоялся даже спуститься в шахту. Во время своей речи по случаю торжественного открытия первого большого рудника в 1784 году Гёте вдруг запнулся. Это был плохой знак – из горных разработок в Ильменау так ничего и не вышло. Несколько обвалов (самый разрушительный из них произошел в октябре 1796 года), прорывы грунтовых вод, повлекшие за собой человеческие жертвы и уничтожившие все, что было построено. Через три года Гёте окончательно отказался от попыток восстановить серебряные рудники. Сохранилась всего одна шахта, продержавшаяся до 1812 года, однако Гёте она уже не интересовала. Тридцать лет прошло с тех пор, как он в последний раз приезжал в Ильменау. Это место по-прежнему, несмотря на провал горнорудного проекта, оставалось для него значимым. Здесь в нем проснулись любовь и благоговение перед камнями, здесь он заинтересовался минералогией. Здесь, на Ласточкином камне, он написал четвертый акт «Ифигении». Окрестности Ильменау были связаны и с его первой любовью веймарского периода. Сюда к нему приезжала Шарлотта фон Штейн. Грот у Херманштайна в скале на северо-восточном склоне горы Кикельхан стал для него символом сокровенного любовного счастья.