Гёте. Жизнь как произведение искусства

В конце 1812 года Гёте решает оборвать свои воспоминания на моменте переезда в Веймар и понимает, что из своей последующей жизни он, вероятно, подробно опишет лишь те периоды, которые были наиболее богаты событиями, например, участие в военном походе против Франции, или же в течение которых он «еще принадлежал исключительно самому себе»[1504], как во время своего итальянского путешествия. По завершении третьей и еще до окончания четвертой части автобиографии он приступает к работе над «Итальянским путешествием», которое вышло в свет в 1816 и 1817 годах, явившись логическим продолжением опубликованных в 1811, 1812 и 1814 годах первых трех частей «Поэзии и правды». Несмотря на политически неспокойные времена (в 1814 году Котта медлит со сдачей третьего тома, дожидаясь окончания французского похода), мемуары Гёте вызвали огромный интерес у читателей. Возможно, причина как раз и заключалась в том, что людям хотелось вспомнить старые времена и, быть может, собственную молодость. По крайней мере, сам Гёте ожидал именно такого эффекта. Что еще можно пожелать для собственной книги, как не читателя, которого чтение погружает в размышления и воспоминания о собственной жизни? Рейнхарду, после прочтения «Поэзии и правды» поделившемуся с Гёте своими впечатлениями молодости, Гёте писал: «Имея в виду, каким образом я подхожу к этому вопросу, должно казаться неизбежным, что всякий, кто прочтет мою книжицу, волей-неволей будет обращен к себе самому и ко времени своей молодости»[1505].

Смерть Шиллера, смерть Анны Амалии и смерть матери – уход этих близких людей побудил Гёте обернуться назад и в конечном итоге написать автобиографию. В третьей части Гёте пишет о еще одной кончине, ознаменовавшей собой завершение целой эпохи. 20 января 1813 года умер Виланд.

Тридцать семь лет – больше половины человеческого века – они прожили бок о бок. Когда-то давно Гёте, еще не избавившись от юношеской задиристости, высмеял Виланда, который был старше его на пятнадцать лет и к тому моменту уже знаменит, в своих сатирических стихах как натуру слабую и беспомощную, но осмелившуюся поучать античных титанов. Однако еще до переезда в Веймар Гёте приложил все усилия, чтобы добиться прощения за свою шутку. В Веймаре он быстро завоевал сердце Виланда. Тот называл его «превосходным человеком» и признавался, что совершенно в него «влюбился»[1506]. С Виландом Гёте никогда не связывала столь же крепкая дружба, как их дружба с Гердером, но зато между ними не было и драматичных перепадов между близостью и отчуждением. Их отношения всегда оставались ровно доброжелательными. Виланд восхищался Гёте, не завидуя ему, а Гёте относился к Виланду с почтением и безоговорочно ему доверял. Он видел в нем человека большой внутренней свободы, живого ума и твердых принципов. Для своей длинной речи, посвященной памяти Виланда и впервые произнесенной на собрании масонской ложи, Гёте находит трогающие за душу слова. «Этот остроумный человек любил играть собственными мнениями, но – и я могу призвать в свидетели всех своих современников – никогда не играл своими убеждениями. Благодаря этому он приобрел множество друзей и сумел их сохранить»[1507]. Этим замечанием Гёте хотел опровергнуть утвердившееся предубеждение, будто Виланд был человеком легкомысленным, ненадежным и отличался не умом, а разве что остроумием. Превыше всего Виланд ценил свою свободу – для него она была основой творчества. Гёте особенно ценил в Виланде то, что он признавал достоинства других авторов, поддерживал их, но в то же время не боялся сказать правду в глаза даже друзьям, если те, на его взгляд, заслуживали критики. Гёте столкнулся с этим на собственном опыте – его слабые революционные пьесы не произвели на Виланда никакого впечатления, поскольку в политических вопросах он разбирался гораздо лучше. В своей речи Гёте прославляет политический разум Виланда, признаваясь, что всегда «с восхищением» наб людал, «с каким вниманием он следил за стремительно сменяющими друг друга событиями современности и с какой мудростью он всегда поступал как немец и как думающий, неравнодушный человек»[1508].

В речи Гёте находят отражение и другие заслуги Виланда – элегантность его авторского стиля, оказавшая благотворное влияние на всю немецкую литературу, красота, утонченность и изящество его эпических поэм, его свободное, далекое от всякого догматизма мышление. Однако еще больше Гёте ценил в Виланде его душевную щедрость – редкую способность искренне радоваться успехам и достижениям других людей. Это отличительная черта мудрого человека, который относится к окружающим легко и доброжелательно. В речи Гёте преобладает элегическая тональность, однако есть в ней и что-то светлое, быть может, что-то от той серьезной «легкости»[1509], которую он отмечает в Виланде.