Гёте. Жизнь как произведение искусства

Литературная ссора может, подобно грозе, иметь очищающее воздействие. Она способна положить начало новому этапу отношений, хотя нередко заядлые спорщики отказываются признавать правоту другого. Таким нужно дать возможность выплеснуть свой яд, потому что иначе они и вовсе никогда не оставят тебя в покое. «…каждый, кто хоть сколько-нибудь претендует на посмертную славу, должен вынудить своих современников высказывать все то, что у них накопилось против него in petto[1200]. Впечатление от этого он всегда сумеет изгладить самим своим существованием, своей жизнью и трудами»[1201]. В те дни, когда Гёте пишет об этом Шиллеру, у него уже готовы первые три песни эпической поэмы «Герман и Доротея» – произведения, которое имело наибольший, после «Страданий юного Вертера», успех у публики и поэтому вполне годилось для того, чтобы окончательно «изгладить впечатление» от злых нападок на современников.

Материал для этого эпоса Гёте тремя годами ранее обнаружил в одной из хроник изгнания протестантов из Зальцбурга в 1731 году. Эта была история юноши, который помог оказавшейся в беде девушке и избрал ее своей невестой, поборов и собственную робость, и сопротивление отца. Этот сюжет нетипичного избрания супруги Гёте переносит в настоящее время, где бушуют революционные войны, а по дорогам тянутся бесконечные вереницы беженцев. Он использует некоторые детали из хроники, например, заблуждение девушки, думавшей поначалу, что ее берут в дом на роль прислуги. Как и в «Разговорах немецких беженцев», в новом эпосе люди спасаются от наступающих французских войск, покидая левый берег Рейна. Они проходят мимо селений, не тронутых войной. К дороге стекаются любопытные и готовые помочь местные жители – среди них и Герман, порядочный и работящий, но очень скромный сын хозяина таверны «Золотой лев». Он замечает среди беженцев красивую молодую женщину, Доротею: ее положение незавидно, но она спешит помочь другим, проявляя при этом трогательную заботу. Герман влюбляется. Отец считает его слишком робким; он недоволен тем, что сын «лишен самолюбья» и не хочет «расти»[1202]. Услышав эти упреки, обиженный сын уходит прочь. Мать следует за ним и находит его на окраине сада, где он сидит под деревом с глазами, полными слез. Он высказывает желание идти добровольцем на войну, однако мать его отговаривает и убеждает смелее бороться за девушку, которую он выбрал себе в невесты. Мать с сыном возвращаются к компании соседей, которые не торопятся расходиться по домам. Именно мать открыто говорит о выборе Германа, чем снова вызывает гнев отца: тот не допустит, чтобы сын привел в дом девушку из числа бедных скитальцев. Мать, однако, умело берется за дело, и сопротивление отца ослабевает. Аптекаря и пастора отправляют разузнать, достойна ли девушка, избранная Германом в невесты. В лагере беженцев они слышат о ней только хорошее, в частности, узнают, что Доротея с оружием в руках защищала вверенных ей детей от мародеров. Герман мог бы уже сейчас сделать девушке предложение, но из-за своей робости он не решается развеять ее заблуждение, будто ее нанимают в прислуги. Когда Доротея видит, что с ней обращаются как с невестой, она воспринимает это как издевку. Наконец, к всеобщей радости, недоразумение разрешается, Герман и Доротея признаются друг другу в любви, а отец благословляет их союз. Первый жених Доротеи – борец за свободу – расстался с жизнью на гильотине в Париже, и теперь она находит утешение в объятьях Германа. Но она все еще дрожит, вспоминая этот водоворот истории:

…Мореходу, вступившему на берег, мнится,
Будто под ним и земля продолжает еще колыхаться[1203].

Герман же, «благородным волненьем согретый» и в одночасье возмужавший, произносит свою патетическую речь:

Тем неразрывней да будет теперь при смятенье всеобщем
Наш, Доротея, союз! И верно и крепко мы будем
Друг за друга держаться, добро отстаивать наше[1204].

Идиллический сюжет избрания невесты в нелегкие времена – можно ли превратить эту историю в эпос, как он известен нам со времен Гомера? Гёте берется за эту едва выполнимую задачу. Он хочет доказать, что для создания великого произведения великие темы не нужны. Написанная годом ранее шиллеровская «Прогулка» заканчивается словами: «Видишь – сияет светло солнце Гомера и нам!»[1205] Подтверждением тому, что солнце Гомера и в самом деле продолжает сиять, должна была послужить поэма «Герман и Доротея».