Гимназист

На самой нижней полке обнаружился ряд потрёпанных книжиц в одинаковом переплёте. Названия на корешках отсутствуют, только нумерация. Я взял последнюю в ряду и, открыв, сразу понял, что именно держу в руках. Это был дневник. Прямо поветрие какое-то, их вели все: девушки, парни, зрелые дамы и мужи. Некоторые на склоне лет садились за мемуары, чтобы осчастливить потомков своими глубокими измышлениями и поделиться жизненным опытом.

Я взял крайний в ряду дневник и открыл последнюю страницу. Чистая, значит, не закончен. Вернулся в начало и пролистал страницы, исписанные убористым почерком, чтобы составить себе представление об их владельце. Благо я не только быстро читал, но и усваивал прочитанное. По всему выходило, что Егоров отслужил в гвардейском драгунском Измайловском полку одарённых и год назад вышел в отставку. Вернувшись в родной город при деньгах, он купил себе домик и занялся частными уроками, обучая дворянских детей фехтованию и подлой борьбе.

Ничего подлого в ней не было, просто рукопашный бой без оружия, хотя и не в моём понимании. Ну, вот такое название, пошедшее от подлого сословия, которому иметь оружие запрещалось, а потому драться его представители могли только без него. Однако Сила внесла свои коррективы, и так как никакой щит не мог уберечь от удара без оружия, то эту борьбу стали изучать и дворяне.

Записи обрывались датой годичной давности. Пометка о том, что на завтра он приглашён в поместье к некоему Седову Илье Макаровичу, с которым познакомился совершенно случайно за игрой в карты в доме у Елесеева.

Хм. Может быть это новой ниточкой? Без понятия. Для начала не мешало бы разузнать, кто он такой, где его усадьба, и отсюда плясать. Но очень похоже. Покойный скрупулёзно, на протяжении многих лет вёл дневники, которые хранил и систематизировал. И вдруг ему это стало неинтересно. Значит, у него поменялись приоритеты. Как вариант, с момента посещения поместья и получения узора всё его существо стало направлено на службу своему господину.

Дневник я сунул во внутренний нагрудный карман. Кстати, опять моё изобретение. Аборигены обходятся боковыми наружными, европейские кафтаны ещё и большие обшлага[12] имеют, где можно носить хоть те же бумаги. Но мне этого оказалось недостаточно. Без понятия, подхватил ли кто у меня эту идею или я один такой. Но мне удобно, а потому я леплю их на всех своих кафтанах и камзолах. Дело-то не хитрое — пришить клочок подкладки.

После этого я заглянул в выдвижные ящики стола. Но там ничего интересного не нашёл. Разве только шкатулку, в которой в общей сложности обнаружилось триста пятьдесят три рубля в золоте и серебре. Деньги я без каких-либо угрызений совести ссыпал себе в карман. И как-то наплевать на неподобающее поведение, и что это не трофеи на поле боя, а самый настоящий грабёж с отягчающими.

Ещё и пожалел о том, что там не оказалось амулета портала. Возможно, господин выдаёт его своему подручному, только когда тот отправляется на дело. Лично я так и поступал бы. Уж больно дорогое удовольствие.

Наружу выбрался через окно спальни в сад, не забыв для начала сместиться к калитке во двор и закрыть её. Мне только с четвероногим сторожем не хватало схлестнуться. Но тот отчего-то вёл себя подозрительно тихо. Впрочем, разбираться по этому поводу я не стал, побежав к забору сада, за которым должен был находиться переулок. Всё меньше шансов нарваться на возможных свидетелей, чем на улице…

— Одарённый, согласившийся на узор «Повиновения»… — с сомнением произнесла Рябова, которую я вновь разбудил ни свет ни заря.

— И тем не менее, — утвердительно кивнув, заверил я.

— Но даже если и так, он что же, преставился, едва вы спросили его о сестре?

— Скажем так, я не стеснялся в методах, — уклончиво ответил я.

— Это недостойно дворянина, — заметила она, правда, как-то без огонька, всё же бывалая дама.

— Возможно. Но ради сестры я ещё и не на такое пойду.

— Ладно, опустим.

— Согласен, подробности ни к чему. А что до узора, то обращающий людей в оборотней не остановится и перед клеймением. Кстати, он не узнает о том, что носивший его клеймо мёртв?

— Нет. Вот тот, кто носил его украшение, о смерти господина непременно узнает.

— Как?

— Лишится чувств, а после поймёт, что больше не зависит от хозяина, с кончиной которого узор «Повиновения» развеивается. Подобное же свойство и у узора «Верности», но он подразумевает под собой служение роду, а потому для этого придётся изнечтожить весь род. А это достаточно сложная задача.

— Кстати, а как так получилось, что зелье блокировало дар, но узор всё равно сработал?

— Я уже говорила вам, Пётр Анисимович, что зелье блокирует вместилище, на которое и завязан дар, узоры же к вместилищу не имеют никакого отношения. Разве только его объём влияет на их количество.

— Понятно. Ну что же, пока весть о гибели Егорова не распространилась, необходимо узнать, кто такой этот господин Седов. В дневнике только имя и ничего больше. На этом записи обрываются.

— Быть может, он и не имеет никакого отношения к нашему делу, — с сомнением пожала плечами Рябова.