Гимн Лейбовицу

– Что это? – Монахи с недоумением разглядывали рисунок.

– Ну… это стопка стеклянных пластин. Солнечный луч, падающий на нее под этим углом, будет частично отражен, а частично пропущен. Отраженный свет станет поляризованным. Теперь мы так поправляем стопку, чтобы луч пошел через данный объект – идея брата Корноэра – и попал на вторую стопку стеклянных пластин. Вторая стопка установлена под прямым углом, чтобы отразить почти весь поляризованный свет и почти совсем его не пропустить. Глядя через стекло, мы едва видим свет. Все это уже опробовано, проверено. Но если моя гипотеза верна, то, замкнув этот переключатель на индукторной катушке брата Корноэра, мы должны увидеть, что свет станет ярче. Если же этого не произойдет… – он пожал плечами, – тогда мы отбросим гипотезу.

– Или отбросим катушку, – скромно предложил брат Корноэр. – Я не уверен, что она создаст достаточно мощное поле.

– А я уверен. Ты интуитивно чувствуешь такие вещи. Мне гораздо легче создать абстрактную теорию, чем изобрести метод для ее проверки. А у тебя удивительный дар представлять все в виде винтов, проводов и линз, пока я обдумываю абстрактные символы.

– Зато мне в голову не приходят абстракции, тон Таддео.

– Мы бы с тобой сработались, брат. Я очень хочу, чтобы ты присоединился к нам в коллегии – хотя бы ненадолго. Как думаешь, аббат отпустит тебя?

– Я не смею выдвигать предположений на этот счет, – пробурчал изобретатель, внезапно ощутив себя не в своей тарелке.

Тон Таддео повернулся к остальным:

– Я слышал про «отпуск» братьев. Правда ли, что некоторые члены вашей общины временно работают где-то еще?

– Лишь немногие, тон Таддео, – ответил молодой священник. – Раньше орден поставлял секретарей, писцов и клерков монархам и епископам. Но это было во времена невзгод и бедности. Братья, работавшие «по отпуску», порой спасали нас от голодной смерти. Однако теперь в этом необходимости нет, и поэтому так бывает редко. Да, несколько братьев учатся в Новом Риме…

– Вот! – воскликнул тон с внезапно вспыхнувшим энтузиазмом. – Обучение в коллегии! Я говорил с аббатом, и…

– Да? – спросил молодой священник.

– Хотя мы не сошлись во мнениях по некоторым вопросам, я его понимаю. Надеюсь, обмен учащимися поможет наладить отношения. Конечно, мы выделим вам стипендию, и я уверен, что аббат сможет извлечь из этого пользу.

Брат Корноэр наклонил голову, но ничего не сказал.

– Ну же! – Ученый рассмеялся. – Или предложение тебя не радует, брат?

– Конечно, это лестно. Однако подобные вопросы решаю не я.

– Понимаю. Но мне и в голову не придет обсуждать данную идею с аббатом, если она тебе не по душе.

Брат Корноэр помедлил.

– Мое призвание – религия, – сказал он наконец, – то есть жизнь, проведенная в молитвах. Мы считаем нашу работу тоже своего рода молитвой. А это… – он указал на динамо-машину, – мне кажется, это скорее игра. Тем не менее, если дом Пауло меня отправит…

– …То ты с неохотой подчинишься, – кисло закончил ученый. – Уверен, я сумею убедить коллегию отправлять вашему аббату по крайней мере сотню золотых ханнеганов за каждый проведенный у нас год. Я… – Он умолк, вглядываясь в лица собравшихся. – Извините, я что-то не так сказал?

* * *

Спускаясь по лестнице, аббат остановился на полпути и посмотрел на несколько повернувшихся к нему ничего не выражающих лиц. Тон Таддео заметил аббата и дружелюбно кивнул:

– Мы как раз говорили о вас, святой отец. Если вы слышали, о чем речь, то, возможно, мне следует объяснить…

Дом Пауло покачал головой:

– В этом нет необходимости.

– Но я бы хотел обсудить…

– А можно позже? Я спешу.

– Разумеется, – ответил ученый.

– Я скоро вернусь.

Аббат снова поднялся по лестнице. В дворе его ждал отец Голт.

– Они уже слышали, господин? – мрачно спросил настоятель.

– Я не спрашивал, но уверен, что нет, – ответил дом Пауло. – Они там просто болтают о каких-то глупостях. О том, чтобы взять брата К. с собой в Тексаркану.

– Значит, точно не слышали.

– Да. Где он?

– В гостевом домике. Бредит. С ним врач.

– Сколько братьев знает, что он здесь?

– Человека четыре. Мы как раз служили мессу, когда он вошел в ворота.

– Передай этим четырем, чтобы молчали. Затем иди в подвал к нашим гостям. Будь с ними любезен, но ничего об этом не говори.

– Разве мы не должны им сообщить?

– Должны, разумеется. Только пусть сначала подготовятся к отъезду. Ты же знаешь: это их не остановит. Так что расскажем им в последнюю минуту, чтобы свести к минимуму конфуз. Та вещь с тобой?

– Нет, я оставил ее в гостевом домике, вместе с его бумагами.

– Я навещу его. А ты предупреди братьев и ступай к нашим гостям.

– Да, господин.

Аббат пошел к гостевому домику и у входа в комнату беженца столкнулся с братом-фармацевтом.

– Он выживет, брат?

– Не могу знать, господин. Дурное обращение, голод, воздействие стихий, лихорадка… Если Богу будет угодно…

– Я могу с ним поговорить?

– Ему это не повредит. Но он бредит.

Аббат вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь.

– Брат Кларет?

– Не надо, – простонал человек, лежавший на постели. – Ради Бога, не надо… Я рассказал все, что знаю. Я предал его. Оставьте меня… в покое.