Гимн Лейбовичу (Страсти по Лейбовицу)

— …но даже древние язычники отмечали, что Природа не готовит нас к несению бремени. Если это справедливо по отношению к коту, то это тем более справедливо по отношению к существу с разумом и волей… Хоть в чем-то вы можете поверить небесам?

— Замолчите, черт вас побери, замолчите! — свистящим шепотом повторила она.

— Если я и был немного жесток, — сказал священник, — то по отношению к вам, а не к ребенку. Ребенок, как вы говорите, не может понять. А вы, по вашим словам, не ропщете. Следовательно…

— Следовательно, вы просите, чтобы я позволила ей медленно умирать и…

— Нет! Я не прошу вас. Как христианский священник, я приказываю вам именем Бога всемогущего не налагать рук на своего ребенка, не приносить его жизнь в жертву фальшивому богу целесообразного милосердия. Я не советую, я заклинаю и приказываю вам именем Христа. Вы понимаете?

Никогда раньше Зерчи не говорил таким тоном, и легкость, с которой слова срывались с его губ, удивляла даже его самого. Под его упорным взглядом она опустила глаза. На мгновение он испугался, что она рассмеется ему в лицо. Когда святая церковь изредка намекала на то, что она все еще считает свою власть высочайшей над всеми народами и даже более высокой, чем власть государства, люди лишь сдержанно хихикали. И такое же чувство этот приказ мог вызвать в этой ожесточившейся девушке с умирающим ребенком на руках. Было жестоко уговаривать ее, и он сожалел об этом. Простой приказ мог достичь того, чего не смогло сделать убеждение. Голос власти был ей сейчас нужнее, чем голос разума. Он уверился в этом по тому, как она сникла, хотя он произносил слова приказа так мягко, как только мог.

Они въехали в город. Зерчи остановился, чтобы отправить письмо, затем задержался на несколько минут у церкви святого Михаила, чтобы поговорить с отцом Село о приеме беженцев, а затем еще и у Зонального Отделения Внутренней Безопасности, чтобы получить копию последнего распоряжения командования гражданской обороны. Каждый раз, возвращаясь к автомобилю, он был почти уверен, что девушка ушла, но она сидела спокойно, держала на руках ребенка и бездумно смотрела вдаль.

— Не скажите ли вы мне, где вы хотели сойти, дитя мое? — спросил он наконец.

— Нигде. Я передумала.

Он улыбнулся.

— Но вам так срочно нужно было в город.

— Забудем об этом, святой отец. Я передумала.

— Хорошо. Тогда поедем домой. Почему бы вам не оставить дочь на несколько дней под опекой наших сестер?

— Я подумаю.

Автомобиль поехал назад, к аббатству. Когда они приблизились к лагерю Зеленой Звезды, аббат заметил — там что-то произошло. Пикетчики больше не маршировали у входа. Они сбились в кучку и разговаривали или слушали двух полицейских и еще третьего человека, форму которого Зерчи не мог определить. Он перевел автомобиль на медленную трассу. Один из послушников, заметив машину и узнав ее, начал махать плакатом. Дом Зерчи не собирался останавливаться, поскольку в машине была девушка, но один из полицейских шагнул на медленную трассу прямо перед ними и ткнул своей дубинкой в ограничительные датчики машины. Автоводитель немедленно среагировал и остановил автомобиль. Полицейский жестом приказал ему сойти с трассы. Зерчи не мог не повиноваться. К нему подошли двое полицейских, остановились, чтобы посмотреть на номер машины и потребовали документы. Один из них, с удивлением рассматривая женщину и ребенка, заметил красную карточку. Другой мотнул головой в сторону восстановившейся линии пикета.

— Вы зачинщик всего этого, да?! — рявкнул он. — Ладно, вон тот джентельмен в коричневой форме хочет вам кое-что сказать. Я думаю, вам лучше выслушать его.

Он резко дернул головой в сторону круглолицего мужчины, очевидно, судейского чиновника, который уже торжественно направлялся к ним.

Ребенок снова заплакал, мать беспокойно зашевелилась.

— Господа, эта женщина и ребенок больны. Я принимаю ваше предложение, но позвольте нам сначала доехать до аббатства. Потом я вернусь один.

Полицейский снова посмотрел на девушку.

— Мэм?

Она повернулась в сторону лагеря и рассматривала статую, стоящую у входа.

— Я сойду здесь, — равнодушно сказала она.

— Вам лучше выйти, мэм, — сказал полицейский, снова посмотрев на красную карточку.

— Нет! — Дом Зерчи схватил ее за руку. — Дитя мое, я запрещаю вам…

Полицейский выбросил вперед руку и схватил священника за запястье.

— Отпустите! — рявкнул он, а затем мягче добавил: — Мэм, вы его служанка или что-то в этом роде?

— Нет.

— Почему же вы не разрешаете леди сойти? — спросил он у аббата. — Вы нас немного раздражаете, мистер, и было бы лучше…

Зерчи, не обращая на него никакого внимания, что-то быстро сказал девушке. Та покачала головой.

— Тогда оставьте ребенка. Разрешите мне вернуть ребенка сестрам. Я настаиваю…

— Мэм, это ваш ребенок? — спросил полицейский. Девушка уже вышла из автомобиля, но Зерчи все еще держал ребенка. Девушка кивнула.

— Это моя дочь.

— Он держал вас под арестом или как?

— Нет.

— Что вы хотите делать, мэм?

Она промолчала.

— Вернитесь в автомобиль, — попросил дом Зерчи.

— Оставьте этот тон, мистер! — рявкнул полицейский. — Леди, как насчет девчонки?