Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение

– Мой отец всю жизнь отдал ферме, а я решила посвятить жизнь дому исписанной бумаги. У каждого должно быть какое-то увлечение, занятие, которое бы приносило пользу. Радужные черви Нублан – шаг вперед. Они не теряют цвет, даже если их варить или жарить в кипящем масле. Наверное, ты прав, и она заслужила наказание, но я всё равно сочувствую ей. Нублан наверняка ужасно плохо от того, что ее разлучили с делом, которому она посвятила жизнь, а ее разноцветных червей теперь может и не стать. Ведь можно посочувствовать кому-то, понять его, даже если он не совсем прав.

– Наверное. Но менять точку зрения я не намерен. Я гораздо больше сочувствую ее мужу и детям, которых она из-за своих ненаглядных червей превратила в забитых дураков. Надеюсь, их жизнь теперь изменится к лучшему.

Улит смахнул невидимые соринки с плеча, сделал глубокий вдох, полный выдох и стал глядеть в окно, за которым была непроглядная тьма.

– Значит, – первым нарушил молчание Улит, – ты поможешь мне с трудами Слунца?

– Конечно, мы ведь договорились, – ответила Шафтит. – Займусь Слунцем завтра, после проверки каталогов. Не могу я оставить в беде столь важного землянина, которому приходится заниматься непривычным тяжелым трудом.

– Пустяки, – небрежно отмахнулся Улит. – Эта работа не так уж и тяжела, я привык к физическим нагрузкам с раннего детства. За два дня я вскопал земли больше чем Верум… почти в два раза, хотя он и врал насчёт того, что ему и раньше приходилось работать лопатой. Откровенно говоря, Верум один из тех людей, которые все время врут о своих умениях. Вот, погляди, – Улит хвастливо показал ей мозольные ладони.

Шафтит легонько коснулась руки Улита и нежно провела пальцами по его огрубевшей ладони, от чего сердце землянина ёкнуло.

– Болит? – сочувственно спросила Шафтит.

– Нет, – сглотнув, ответил Улит.

И поспешил высвободить руку и разгладить полу своего белого женского халата.

Шафтит не подведет, особенно если проверять её записи. Например, по выходным, или когда она будет приносить им с Верумом обеды. Улит припомнил, как Шафтит впервые принесла корзинку с едой. Вспомнил ярмарку, вспомнил скандал, который он закатил. Вспомнил и то, каким трусом, каким истериком он предстал перед хранительницей исписанной бумаги. Ушат стыда опрокинулся на сына известного писателя. Улит признавал: своим поведением он допустил бестактность. Шафтит действительно простила его?

– Шафтит, – неуверенно обратился к ней Улит. – Шафтит, я хотел спросить… Я хотел спросить, почему ты вообще пришла к нам на ферму?

– Я же говорила, один деревенский мальчишка рассказал, что земляне работают на ферме. Вот я и подумала, что было бы неплохо вас покормить. И судя по тому, как вы ели, я не ошиблась, – улыбнулась Шафтит.

– Я не о том. На ярмарке я повел себя самым неподобающим образом. Для человека моего уровня такое поведение недопустимо. К тому же, я едва не испортил ваш праздник и обидел тебя. А ты все равно пришла. Я думал, ты не хочешь меня видеть и… и считаешь некультурным трусом.

– Для тебя так важно, что я считаю? – спросила Шафтит.

– Угу, – кивнул Улит, опуская глаза. – Ты не в обиде? Ты простила меня?

– Не в обиде ли я? – всплеснула Шафтит руками. – Еще в какой обиде! И никогда тебя, Улит Тутли, не прощу, каким бы ты важным землянином не был!

Лицо Улита вытянулось, руки похолодели и повисли плетьми. Он почувствовал, как горький комок подкатывает к горлу. Нижняя губа мелко задрожала. Улит немедленно убежал бы, если бы не наряд, состоящий из женского халата и панталонов в бирюзовых дракончиках и лимонных динозавриках. Шафтит прыснула от смеха.

– Улит, ты всегда такой серьезный? Я просто шучу и зла на тебя не держу.

Приложив усилия, побледневший сын известного писателя вымученно улыбнулся:

– Хорошее у тебя… – он постарался говорить беззаботно, но горло предательски икнуло: – … ик! Ой… чувство юмора.

Губы Улита, подрагивая, растянулись в кислой, как незрелая клюква, улыбке.

– Что с тобой? – Шафтит непонимающе смотрела на землянина. – Я опять неудачно пошутила? Ты разозлился?

– Нет, нет, все в порядке. Просто я, наверное, устал.

– Если устал, значит нужно идти в постель, – твёрдо сказала Шафтит.

– Не пойду я в постель! Я не могу идти в постель! А ты где спать будешь, на диване? Это неблагородно, а значит неприемлемо! Я лучше на диване прилягу.

– Ты же говоришь, что устал, а на диване не выспишься.

– Ничего страшного. Я может и не буду спать. Откроешь читальный зал, я Слунца почитаю до утра, инструкции отцовские для тебя переведу.

– А тебе разве завтра не нужно ехать на ферму?

– Нужно, но ничего не случится, если я пропущу один день.

– А твой секретарь справится без тебя?

Такой аргумент сыну известного писателя пришелся по душе.

– Ты и права, – улыбнувшись, сказал он. На этот раз улыбка вышла куда более естественная, то есть самодовольная. – Куда ему без меня.