Гималайский зигзаг

Цена тут же уменьшилась наполовину.

Гор пожал плечами:

– Ты что, обезьяна драная, английский забыл? Сейчас будет вспоминать! Значит, буква «а»…

И молодой человек неторопливо поднял кулак.

В глазах держателя гостиницы появилось смутное понимание, но, все еще упорствуя, он снова назвал прежнюю цену.

Гор врезал наглецу в ухо. Индиец бухнулся на пол, вскочил и погрузился в раздумье, а затем заявил, что согласен на половину. Молодой человек вновь поднял кулак, но раздумал и, подойдя к стойке, взял в руку старинную лампу с зеленым абажуром, приподнял, выдернул вилку из розетки…

…Понимание в глазах хозяина крепло. Гор, пожалев антикварную вещицу, просто поднял ее над головой наглого индийца – и предложил треть от запрошенного.

Глаза индийца вспыхнули, из горла донесся глухой рык. Кажется, лампа была ему дорога – дороже собственного черепа. Но Ее Величество Жадность все еще стояла за плечами…

– Сынок, не пачкайся! – неожиданно подал голос профессор. – Мы уходим!

Угроза была довольно призрачной, но Енски-старший держался молодцом. Приступ прошел, и привычное упрямство взяло верх. Такое проявление мужества в обессилившем иностранце окончательно доконало хозяина – и они с Гором ударили по рукам.

Енски-младший почти нес отца в номер, сопровождаемый восхищенными взглядами, которые бросал на него Акаш.

– Ай, молодой сагиб… Ай, молодой сагиб… – тихо бормотал себе под нос проводник. Потом он осторожно взял Гора за локоть и, приблизив губы к самому уху «молодого сагиба», прошептал:

– Не вините его. Хозяин этого паскудного сарая не должен пускать сюда иностранцев. Тут это не принято, штат на военном положении. Вот он и решил получить за риск, жадный, такой жадный человек! Я потом поговорю с ним, чтобы он не обратился к властям. На этот счет можете не беспокоиться, Акаш умеет обращаться с несговорчивыми людьми.

Гор многозначительно хмыкнул.

– Я тоже.

Молодой человек, довольный результатами своих переговоров, твердо решил в ближайшее же время объясниться с отцом, дабы тот, наконец, бросил дурить. Но из этого благого намерения ничего не вышло. Когда Енски-старший несколько пришел в себя, то снова превратился в одержимого фанатика, которым стал, после получения злополучного письма.

Профессор направил Акаша к его неведомым «друзьям», чтобы те выяснили, где остановилась «эта великая грешница и предательница идеалов Науки Элизабет МакДугал». Индиец умчался, оставив Гора и его отца в состоянии мрачной задумчивости. О чем рассуждал почтенный профессор, догадаться было сложно, а вот Енски-младший уже в который раз крыл себя последними словами за то, что вовремя не остановил своего обезумевшего родителя. «Друзья» этого проходимца Акаша наверняка ничем не лучше его самого. Они найдут Элизабет и… И что?

– …«Дерби»? – в устах Алекса Енски название гостиницы прозвучало омерзительным ругательством. – «Дерби»! Хорошо еще, что не «Рулетка»! Ничего удивительного, что эта мерзавка остановилась именно в такой гостинице. Трубы Иерихонские! Название говорит само за себя…

– Это плавучая гостиница, сагиб, – вставил Акаш, с блаженным видом поглощая коктейль зеленого цвета, в котором интимно позвякивали кубики льда. От содержимого стакана ощутимо попахивало «джином». Гор знал, что это был настоящий «джин», а не местный суррогат. Профессор, большой любитель и знаток этого напитка, привез с собой одну бутылку – на большее таможня добра не дала.

– Совершенно плавучая. Старая баржа, сагиб. Старая-старая, но еще плавает.

– Старая баржа… – покачал головой Енски-старший и повернулся к Гору: – А ведь эта твоя… хм-м… подружка имеет очень благородные корни… И вот, до чего можно докатиться! Жить в таком притоне…

Молодой человек промолчал.

– Шефодня ше фешером… Тьфу!

Кажется, с челюстью профессора вновь вышла неувязка.

– Сегодня же вечером прищучу эту мерзавку! – справившись, наконец, с протезом, Енски-старший грозно хлопнул по столу кулаком. К несчастью под руку подвернулась забытая Акашем соломинка с декоративным, коктейльным зонтиком, и профессор поранил руку.

– Погибель Израилева!

Гор уныло откинулся в кресле. Ветерок из кондиционера приятно холодил его грудь. Организм с трудом акклиматизировался в непривычных условиях. Наступило обезвоживание, молодого человека слегка знобило. Гор не без некоторой зависти вспомнил, что отец в молодые годы месяцами пропадал в песчаном аду, раскапывая Тель-Амарну и Долину Царей. Да, не быть ему, Енски-младшему, археологом!

Ночь, медленно опускающаяся на реку, скрывала многое – в том числе и здоровенный синяк под глазом у хозяина гостиницы, в которой поселилось семейство Енски. Удивительно, но на смуглой коже индийца синяк не только не скрадывался, а, наоборот, выделялся и даже слегка светился в темноте. Вокруг еле слышно шептались камыши.