Гилморн

— Уж я бы нашел тебе занятие, — сказал он. — Хотя не знаю, умеешь ли ты еще что-нибудь делать так же хорошо, как заниматься любовью.

— Пить, — подсказал Гилморн с широкой улыбкой. — Так что мог бы быть и виночерпием. Подливал бы тебе в чашу вина, а сам бы лапал, пока никто не видит.

Оба расхохотались и несколько минут не могли успокоиться.

— А ведь когда-то ты краснел даже от слова «постель», — смеясь, сказал Норт.

— Теперь мне приходится сдерживать свой язык, чтобы не повергать родичей в шок. Ты, знаешь ли, сделал все, чтобы вышибить из меня стыдливость.

— И результат мне чертовски нравится. Очень возбуждает, когда твой хорошенький сладкий ротик говорит пошлости. Но я знаю для него лучшее применение…

Норт встал на колени, и его член, на глазах поднимающийся, оказался перед самым лицом эльфа.

— Давай, поработай язычком, мой сладкий. Возьми в рот, — приказал он, и голос его снова был хрипловатым от желания.

Гилморн повиновался беспрекословно, и когда на рассвете смертный оделся и ушел, эльф все еще ощущал на своих губах пряный вкус его семени…

* * *

Ночью они встретились на том же месте. Гилморн ждал Норта, завернувшись в плащ. Обнаружив, что под плащом на эльфе нет ничего, если не считать цепочки на шее, человек так завелся, что взял его прямо стоя, прижав к стволу дерева, и через пару минут после оргазма снова был готов к сексу. Чем больше он трахал эльфа, тем сильнее его хотел. Гилморн отдавался ему с изумлявшей его самого страстью и потрясающим бесстыдством. Как заправская шлюха, он охотно и с желанием раздвигал для него ноги, неутомимо ласкал Норта, терся об него всем телом, сопровождая это непристойными выражениями, из которых «Трахни меня!» было самым приличным. Теперь ему не нужно было притворяться, и эльф чувствовал облегчение. На пять ночей с него как будто сняли цепи, и он был свободен. Был собой.

Впрочем, собой ли? Он не узнавал себя в этом нахальном и распущенном существе, которое с ненасытным пылом принимало противоестественные ласки от смертного мужчины и отдавало их в ответ. Вначале Гилморн еще удивлялся сам себе, а потом перестал об этом думать. Это было как помутнение рассудка, которое должно было кончиться через пять дней. И тогда эльф снова вернется к своей обычной жизни, в которой окружающие чопорны и велеречивы, а ночи одиноки и холодны… Все потом, а сейчас он подставляет зад смертному и стонет: «Мать твою, Норт, засади мне… еще, глубже!» Норт зажимает ему ладонью рот и начинает трахать его сильнее, бедра его яростно ударяют по ягодицам эльфа, и вот снова, уже в который раз за ночь, эльф чувствует внутри горячий фонтан спермы и слышит собственный полузадушенный вопль. Смертный не собирается слезать с него — не вытаскивая члена, он тискает эльфа до тех пор, пока его неутомимое орудие снова не встает, и он снова входит глубоко в тесное отверстие, медленно, с наслаждением…

Однако и человеческая, и даже эльфийская природа подвержены усталости, и какое-то время им приходилось отдыхать в объятиях друг друга. И ночи в Лихолесье не были похожи на ночи в Мордоре — не было настороженного молчания или яростных перепалок, теперь они могли позволить себе просто лежать рядом, наслаждаясь близостью друг друга после соития… Могли говорить друг с другом, шутить, иногда — даже быть откровенными.

— Мы никогда больше не встретимся?

Эльф сам не знал, хотел бы он этого или нет, но вопрос вырвался у него сам собой.

Норт поцеловал его и произнес почти что нежно:

— Я бы хотел, чтобы ты подольше оставался со мной. Но это невозможно. Ты мечта, мой прекрасный эльф, а мечтой нельзя обладать.

Гилморн с удивлением взглянул на него. Норт редко бывал в таком романтическом настроении. Если быть точным, то Гилморн еще никогда не слышал от него таких речей.

— Я предпочитаю, чтобы со мной рядом был тот, кто больше похож на меня. С кем легко и просто, кто может быть мне близким, кто меня понимает… — Норт заложил руки за голову и мечтательно поднял глаза к звездному небу, просвечивающему сквозь кроны деревьев.

Улыбаясь, Гилморн потерся щекой о его плечо и промурлыкал:

— Ты ведь любишь его?

— О ком ты?

— Об этом красивом юноше, с которым мне пришлось по твоему приказу разделить постель. Об Артагире. Ты любишь его?

— Ну… черт, я не знаю. При чем тут любовь? Мне просто хорошо с ним, — сказал Норт, сам не замечая, как черты его сурового лица озаряются нежностью при одном упоминании имени своего возлюбленного. — Арт великолепный любовник, и… черт, ты что, мысли читаешь? Я слышал, что эльфы проницательнее людей, но чтоб настолько?

— По вам это было видно. Только слепой бы не заметил, как много он для тебя значит.

— Эльфийские штучки… — пробормотал Норт. — А сам ты, мой сладкий? — вдруг спросил он. — У тебя есть кто-нибудь?

Когда Гилморн вспомнил Дэла, тоска на миг сжала его сердце.

— Да, есть, но сейчас нам пришлось расстаться на время, — сказал эльф со вздохом.

— Ты его любишь? Ему чертовски повезло, мой сладкий.

Гилморн снова горько вздохнул.

— Он так не считает…