Гиль-гуль

Доктор Кемниц по-прежнему чувствовал себя чужим на этом празднике… жизни? Скорее, ежеминутной борьбы за ее продолжение… Вот уже неделя, как он появился в терапевтическом отделении, но пока что все складывалось ужасно. Коллеги относились к нему доброжелательно, даже хвалили за мастерское попадание в вену, да и техническая работа вроде получалась, все эти катетеры-венфлоны, рентгены, кардиограммы… Тем не менее, док был близок к нервному срыву, и причина серьезная — он не понимал больничный иврит… Как будто вдруг что-то выключилось в мозгу, и все… Нет, в магазинах он по-прежнему мог объясниться, понимал фразы прохожих на улице… но стоило ему переступить порог больницы и увидеть сверкающие мраморные полы, бесшумные стеклянные лифты, полупрозрачные сиреневые стены, каталки с больными, увешанными датчиками, мониторами и прочими хитрыми аппаратами… так вот, стоило Давиду Ильичу увидеть все это, как у него предательски слабели колени, учащалось сердцебиение, в животе щекотало… дальше он, как правило, на полном ходу впечатывался лбом в стеклянную перегородку вестибюля… прозрачную, но все же с контурами разных рыб, с контурами! Просто как дурак… и очень больно. С восьми до девяти все, кроме старших врачей, берут у больных анализы крови, и это самое лучшее время… тут все ясно, хотя всякое бывает… Бывает, пациент хватает за руки, что-то бормочет, а что? Приходится срочно звать кого-нибудь… Муки Давида Ильича начинались после утренней линейки, когда надо было выполнять указания старших врачей, так называемых синьоров… Синьоры, да и не только они, все… все в больнице говорят на жуткой тарабарщине, глотают окончания, бросают что-то на бегу, поди разберись… Это врачебный сленг, какая-то гремучая смесь иврита, латыни и английского… даже обычные слова зачем-то сокращают, и все довольны… Нет, кое-что он, конечно… но слишком часто приходится переспрашивать, некоторых это явно раздражает, «слиха, слиха…»[25] и бегут дальше… и все понимают, что он тут ненадолго… Он завел уже специальный блокнотик, куда по-русски записывает всякую абракадабру. Спасибо Мише с Ильей, что помогают расшифровывать… К тому же доктор Кемниц прекрасно сознавал, что он сутул, нелеп, закомплексован и до сих пор не накопил на новые зубы… и машина его сплошное посмешище, правильно жена говорит… На больничной стоянке его дряхлый «пежо» как бомж затесавшийся…

— Шалом! Ма шаа?[26]

— Шалом… Эсэр пахот рэва…[27]

— Тода![28]

Да… это он в состоянии… ответить, который час. Хотя этот Моти говорит довольно четко… несмотря на свой гнусавый голос и тягучий иранский акцент…

Да, уже без пяти двенадцать… взять еще компот? Доктор Кемниц заканчивает свой обед в комнате персонала, это передышка — утренние назначения он уже выполнил, а новую «разнарядку» все получат после обхода, примерно через час… Вместо того чтобы пойти за компотом, Давид Ильич продолжал наблюдать за Моти. Да уж, персонаж. Разлил половину супа, пока нес… И как можно так ужасно есть, роняя куски? А вся борода уже в крошках… Набросился на еду, как будто за ним гонятся… Да, пожалуй, что только Моти, врач-стажер из Ирана, был еще нелепее, чем он… Лет пятьдесят, очки с двойными стеклами, а в толстенных дужках спрятан слуховой аппарат…