Мне удается сесть и в этом положении закрепиться. Голова тянет книзу, точно чугунок. Не держится она у меня нынче… Между тем, мало-помалу я начинаю осознавать свою диспозицию. Во всяком случае, я заведомо не дома. И не в своем кабинете на диване. Я у Лариски. На ее просторной трехспальной кровати, где перина по старинке толщиной в полметра чистейшего синтетического пуха, где хрустящие простыни в цветочек, а стеганое атласное одеяло сбито комом и отчего-то валяется на полу.
– Так о чем я вас просил, господин свидетель? – исторгаю я бодрую глупость и пытаюсь придать своему взгляду надлежащую строгость.
– Сполох, прекрати свои криминальные штучки! – сердится Лариска. – Вчера… вернее, сегодня в два часа пополуночи ты приперся в мой дом невменяемый…
– Вы лжете, свидетель! – протестую я. – Это навет, я не употреблял и требую независимой экспертизы!
– … совершенно трезвый, но едва способный стоять. Нагло потребовал кофе! А пока я возюкалась на кухне, уснул прямо в кресле. Думаешь, так просто слабой сонной женщине перетащить даже такого некрупного мужика, как ты, с кресла в постель?!
– Обманом склонили к сожительству… Слушай, а о чем я тебя просил?
– Чтобы в семь утра я любым способом, вплоть до мордобития, вытряхнула тебя на улицу, где в семь-тридцать тебя якобы будет ждать элкар.
Я сижу раскачиваясь из стороны в сторону и зажав локтями неподъемную голову. Мне плохо. Я не хочу так жить. Я так даже умирать не согласен. Единственная моя мечта сейчас – плюнуть на все заботы и пасть обратно на простыни, в сладкий плен Ларискиной постели.
– Послушай, – сипло говорю я. – Послушай… А я что, тебя даже не взял этой ночью ни разу?
– В том-то и дело! – теперь голосом Лариски говорит уязвленная женская гордость. – Как будто я твоя с-супруга!..
Все становится на свои места.
Вчера мы прервали наконец это грозившее стать бесконечным совещание и разошлись, сознавая, что ничего решить не удалось. И значит – все проблемы Гигаполиса сохраняются во всем их поганом разнообразии, а в обозримом будущем не преминут усугубиться.
Что с энергией по-прежнему будут перебои.
Что транспорт будет ходить не так, как нужно людям, а так, как хотят водители. И никакие дотации, никакие повышенные тарифы не заставят их работать на население Гигаполиса, а не в свое удовольствие, при всем том, что они тоже ни на минуту не перестают быть означенным населением означенного Гигаполиса. Что жаловаться они, как и месяц назад, как и в прошлом году, как и в прошлом веке, наверное, будут на низкие заработки, на сволочей пассажиров, бьющих стекла и пластающих сиденья, на арабских террористов, на кавказцев. А теперь еще и на спригганов («Ну куда же годится?! Эта мохнатая скотина просочилась в магнар и устроила панику!..»).
Что действительно поимеют место три среднестатистических и один-два сверхплановых теракта, ответственность за которые с охотой возьмут на себя арабы, хотя даже на первый поверхностный взгляд они окажутся ни при чем, поскольку и сценарий, и применяемые средства для них не будут характерны.
Что действительно кавказцы пускают оружие в ход в среднем в десять раз чаще, чем иные зарегистрированные владельцы такового оружия. А после рвут на волосатых грудях рубахи, бьют оземь папахами и кепками-«космодромами», вопя о гордости и национальных традициях. И никакие межправительственные соглашения об ужесточении наказания и повышенной ответственности им не помеха.
Что элкар-такси в Гигаполисе плотно контролируется мафией, и ни черта с этим не поделать при таких кадрах и такой экипировке, а значит – снова придется договариваться с кланами и открывать альтернативные таксопарки, которые спустя полгода резни и стрельбы непременно лягут под мафию либо сами подомнут ее, что, в общем-то, одно и то же.
Что Пекло подозрительно притихло в последние месяцы, а это во все времена предвещало большую бойню, перераспределение сфер влияния и, как следствие, полную смену нашей тактики.
И что чертов Дикий Хирург прошлой ночью снова запорол женщину своим проклятым скальпелем. («Коллегия понимает ваши, господин Сполох, сложности, когда дело касается транспортной мафии и Пекла, но уж Хирурга-то вы могли бы обезвредить и традиционными методами!..»)
И вот я, полуобезумевший от этого семидесятичасового марафона, выползаю из мэрии, падаю в элкар, чтобы остаток ночи провести в его кабине, потому что отсюда до моего дома как раз три часа лету. И мне предстоит лишь переступить порог дома, обозреть интерьеры хозяйским оком, а затем повернуться и тем же элкаром вернуться в центр Гигаполиса, в Департамент, в «Башню смерти». Ибо ни выходных, ни отгулов мне не будет. По крайней мере, пока кто-то из моих ребят не представит пред светлы очи коллегии хотя бы Дикого Хирурга…
И я с ужасом понимаю, что не хочу такой ночи, а напротив, хочу уюта, тепла и женской ласки. И все перечисленные достоинства в данный момент олицетворяет для меня Лариска.