Гибрид: Для чтения вслух

Черти полосатые

Я часто сижу на сундуке и думаю. Просто так. Ни о чем. Когда буду взрослый.

Теперь я знаю почти все, что есть на белом свете. Во-первых, есть Бог. Который живет на небе и оттуда все видит. Так что лучше не безобразничать. Даже потихоньку. А еще есть «Черти полосатые». Как сказала наша Дворничиха. Они никого не боятся. Что хотят, то и творят. Хотя такие же люди, как все. Только в хромовых сапогах. И ездят на «эмках». Эти вот «Черти полосатые» взяли моего маминого дедушку с Никицкой. Ни за что. И спрятали куда-то в тьмутаракань. Вчера ночью заявились в Сокольники.

Вот она — наша комната в Сокольниках. На диванчике у рояля спит кто-то, свернувшись калачиком. Конечно, это я.

Большой абажур над столом. Оранжевый? Нет, голубой. Это потом мама сама обтянула его парашютным шелком. И перекрасила стрептоцидом.

Папа в белой рубашке с закатанными рукавами, без галстука. Мама в халатике из вискозы. Только что принесла из кухни чайник.

Я вижу, вижу, будто это случилось только вчера.

Вот они замерли, как на фотографии.

Потом вдруг оживают.

Папа пытается схватить маму за руку. Она отбивается. Бегают вокруг стола, как дети. И смеются. Это я помню.

— Ну, погоди. Он ведь еще не спит.

— Сынище-парнище, ты разве не спишь?

Я молчу. Потому что хитрый. Люблю, когда они дома вместе. И у мамы есть настроение. Папа приходит поздно. Я его почти не вижу.

— Скоро он совсем забудет, как ты выглядишь, — так говорит мама.

Вдруг окно вспыхивает. Крик тормозов.

И все замирает.

…Они громко стучали. На весь дом.

Дверь пошла открывать мама. Я слышу, как они разговаривают в коридоре:

— Харлип, Константин Бенцианович здесь проживает?

Голос мамы:

— Вы спрашиваете Константина Борисовича?

— Бен-циа-ны-ча.

— Костя, — кричит мама из коридора, — тут спрашивают Константина Бенциановича.

— Это, наверное, меня.

Папа говорит тихо. Даже я в комнате его почти не слышу. Мама понятия не имела, что мой папа — Бенцианович. Потому что дедушку-то зовут Бориспалыч.

Они входят в комнату:

— Где у вас аппарат?

Мама показывает на тумбочку:

— Вот, пожалуйста, телефон.

И тут я понимаю, что это они — самые настоящие «Черти полосатые».

Один Главный черт стал названивать и тихо разговаривать в трубку:

— Так точно. По паспорту. Есть!

Потом оборачивается и говорит:

— Что Борисыч, что Бенцианыч — один хрен! Одевайтесь.

Тут началась катавасия. Как в кино.

Я сижу на диванчике, закутавшись в одеяло, спустив босые ноги. Зубы стучат. Папа медленно идет ко мне, становится на колени. Я обнимаю его за шею. А мама вон там, у печки, прижавшись.

Черти переглядываются, и тут Главный начинает орать:

— Прекратить базар! Нечего мне тут цирк устраивать, гражданин Харлов! Бенцианович! На вас и ордера пока нет. Проверочка. Пацана успокойте. Нехорошо!

Мама спрашивает, что нужно взять с собой.

Черт делает рукой вот так:

— Пока ничего. До выяснения.

— Ну полотенце и зубную щетку все-таки можно?

— Можно и сапожную. Штиблеты чистить.

Тут Черт рассмеялся как-то противно. «Хи-хи-хи». Тонким голоском, как девочка.

Папа стоит с открытым ртом. Я, помню, даже удивился. У него губы сами собой прыгали.

— Ну, сынище-парнище.

Мама не пошевелится. Белая, как простыня.

— Пока, сынище-парнище. Пока.

Почему он не поцеловал маму, я не знаю. До сих пор — не знаю. У меня в голове как-то все пересмешалось.

То ли взаправду это, то ли во сне. «Тысяча и одна ночь…»

Черти уводят отца, пританцовывая. Откуда-то сверху, из поднебесья, подпевает голос с хрипотцой:

Эх, яблочко, да куды котишься?
В ГПУ попадешь — не воротишься…

А ГПУ — это все равно что НКВД. Это мне потом во дворе объяснили. А НКВД — это все равно что Лубянка.

Утром мне сказали, что мой папа уехал в командировку.

Дедушка Бориспалыч

Мой папин дедушка ходит с палочкой и в галошах.

Даже летом.

— Только «полный поц» ходит в галошах в сухую погоду, — шутит дядя Леня.

— Перестаньте сказать такие вещи. Тем более при ребенке, — обижается моя папина бабушка. — Никогда нельзя знать в Лосинке, что делается в Москве.

Папин дедушка с папиной бабушкой живут в Лосинке круглый год. А я у них живу только летом.

Каждый день дедушка едет из Лосинки в Библиотеку Ленина. Как на работу.

Мой дедушка хочет знать, почему получилась эта Великая революция. Канешно, для этого надо прочесть всего Маркса. И он каждый день туда ходит. Но зарплату ему Маркс не платит.

Дедушку там все знают и очень любят.

Когда он только входит и снимает пальто, к нему сразу подбегает одна барышня и кричит другой барышне:

— Опять приперся этот старый хрыч. Тащи Маркса. Весь «Капитал».

Мой дедушка — почетный читатель номер один. Его повесят скоро на стенку. А пока выдали билет на всю жизнь.

Дедушка ходит по улице медленно. Теперь такое движение, что могут запросто задавить. Никто даже не обратит внимания. А когда надо перейти на другую сторону, он поднимает палочку. Вот так!

И к нему тут же бежит милиционер и свистит.

Из-за угла выскакивает фотограф и щелкает дедушку с милиционером для газеты. Как хороший пример.