Гибкий график катастроф

— Понимаешь, Ева, — скрипнув зубами, ответила подруга, — я вот тоже сначала думала, что это невозможно. Пока Богдан не узнал, что вода на мой стол попадает не из двухсотметровой артезианской скважины, как это происходит у четы Соколовых и у других «простых смертных», чей семейный бюджет позволяет содержать личный самолет, а прямо из-под крана. И наличие фильтра его не успокоило. Потому, пока я ползала по квартире со шваброй, он наполнил все мои кастрюли водой и спрятал под кровать. Знаешь зачем? Отстаиваться! Святой ежик, да что это вообще может значить?!

На сей раз мне пришлось зажимать себе рот ладонью, чтобы не заржать. Нет, серьезно: картинка того, как Полина мечется по квартире в поисках утвари, а потом пытается отнять ее у Богдана, свято верящего в то, что поступает правильно, была уморительной. Вот только Полина, кажется, считала иначе.

— Тебе смешно, да? — почти ласковым тоном уточнила она. — Ладно-ладно! Посмотрим, кто последним посмеется! Увидимся на тренировке, жокей!

И отключилась, давая мне шанс самостоятельно додумать подробности «наказания». Я закусила губу, пораскинула мозгами и вынесла вердикт:

— Скажусь больной!

Алекс хмыкнул.

— И, кстати, — обернулась к нему, — Поля задала резонный вопрос. Что ты делаешь на ногах в семь утра в воскресенье?

— А, ты об этом, — улыбнулся он. — Ядвига прислала эсэмэс. Они с отцом возвращаются в город. Будут к восьми. Попросила избавить их от, цитирую: «шокирующих подробностей нашего празднества».

Я вздохнула и нехотя опустила ноги на пол.

— Хорошо, что она хотя бы догадалась предупредить, — нащупала тапки. — Но мне казалось, они вернутся не раньше вторника. Что-то случилось?

— Понятия не имею, — пожал плечами Шурик. — Мне прислали эсэмэс, а не объяснительную записку. Ты в душ?

Я кивнула, пытаясь сообразить, во что бы обмотаться, чтобы без эксцессов пересечь коридор.

— Тогда, — Алекс подхватил со стула мое черное платье, — надеть это. Там, по этажу, мечется Егор. Строит гениальный план завоевания Наташки. Попадешься — начнет задавать вопросы.

— Понятно, — кивнула, послушно натягивая одежку. Странно: совершенно не помню, как я ее вчера снимала. — А Наташа все-таки улетела?

— Конечно, — почему-то даже удивился моему вопросу Алекс. — Это же Наташка! Она не станет облегчать Егору задачу.

— Наверное, он сейчас очень расстроен… — протянула с сожалением.

— Ну, судя по загадочным улыбкам, шанс у него еще есть. Будем надеяться, он поймет, как им воспользоваться.

Я застегнула молнию на боку и взглядом еще раз обежала комнату в поисках босоножек. Одна лежала у кровати, вторую обнаружила у самого порога.

— Знаешь, а я вот просто рада, что она не отправила его в больницу, — подобрав обувь, я осторожно выглянула в коридор: брата вроде нигде не было.

Алекс хохотнул:

— И то верно! Тем более что в аэропорту она ему, кажется, добавила: домой он сегодня вернулся уже с двумя фингалами.

— Ну, — на секунду обернулась я, — бьет — значит любит?

Алекс бесшумно ступил ближе, встал за моей спиной и, взявшись одной рукой за приоткрытую дверь, чмокнул меня в затылок.

— Нет, — прошептал убежденно. — «Любит» — это как у нас с тобой. А если бьет — значит, они оба сильно заигрались.

Наверное, я действительно слегка перестаралась. Алекс, Богдан и Егор сидели рядышком за барной стойкой и задумчиво наблюдали, как я летаю по кухне: от плиты — к столу, от холодильника — к мойке. Судя по их лицам, они не понимали, зачем я это делаю. Богдан все время зевал и уже дважды делал попытку провалиться в сон из положения сидя. В последний раз чуть не сверзился на пол, но даже это взбодрило его от силы на пять минут. Егор то и дело касался фингала, все больше и больше проступающего на его скуле, и каждому, кто имел неосторожность бросить на него взгляд, начинал пространно объяснять, что это — жертва во имя любви и только настоящий романтик способен его понять. Алекс слушал молча, стараясь не ржать, а вот Богдан послал сразу, далеко и надолго. А потом отнес во двор целый мешок увядших роз и маленьких сгоревших свечек. После этого Егор к нему больше не цеплялся. Ну а я на них вообще внимания мало обращала: у меня были свои заботы. На огне, в сковородке начинал перекрашиваться в золотистый цвет крупно нарезанный чеснок. На второй, щедро посыпанной солью, жарилась семга. И нужно было поторопиться, чтобы успеть потушить кабачки и ошпаренные помидоры без шкурки, подготовить каперсы, вытянуть косточки из оливок…

— Знаешь, это вовсе не обязательно, — сказал Егор, когда я принялась расставлять тарелки на кухонном столе. — Но раз ты уже все сделала, то можно мне вон тот кусочек рыбы, с поджаренной спинкой?

— Хорошо, — согласилась, тут же сгружая на блюдо брату облюбованную часть семги с овощами. Потом положила заранее выбранный кусочек Алексу и обернулась к Богдану: — А у тебя есть пожелания?

Дизайнер зевнул, потер глаза ладонями и ответил:

— Давай что угодно, лишь бы без лапши…

Шурик хмыкнул, я улыбнулась и вдруг услышала, как скрипнули ворота и снег зашуршал под колесами авто.