Гибель «Жаннетты»

Теперь все надежды экипажа были обращены на приближающееся лето: от наступающего тепла ждали освобождения; благоприятный северный ветер мог тоже оказать немалую услугу. Оставалось только ждать и надеяться.

Вечером в кают-компании собралась вся команда. Работы на «Жанетте» для матросов почти не было никакой. Она беспомощно неслась в своей ледяной колыбели туда, куда ее гнали ветер и течение. На стене каюты капитан вывесил такое об явление: «Здесь просят ни о чем печальном не разговаривать», и участники экспедиции строго следовали этому правилу. Их было тридцать три человека; за год испытаний, тревог и надежд они сжились между собой и теперь представляли из себя крепко спаянную дружную семью. Более твердые и выносливые всячески поддерживали тех из своих товарищей, кто выказывал печаль, утомление или чье здоровье пошатнулось в условиях жестокого полярного климата. Сюда, в кают-компанию, приходили с веселыми лицами, с шутками и песнями. Всеобщий любимец, молодой, красивый, веселый матрос Эриксен. обладал прекрасным голосом. До сих пор, несмотря на всю опасность положения, он еще ни на миг не потерял своей беспечности и твердо верил в благополучный исход предприятия. Он пел, а профессор Ньюкомб, ученый, пожилой, всегда погруженный в занятия человек, брался за гитару. За столом доктор Амблер, прекрасно исполняющий роль заботливой и любезной хозяйки, разливал горячий кофе, вкусно приготовленный поваром негром Ах-Самом.

Ax-Сам был самым беззаботным и веселым участником экспедиции. Довольный своей судьбой, он нередко хвалился тем, что, житель тропиков, он отважился ехать туда, где ему меньше всего надлежит быть. Он уверял, что белые медведи до ужаса боятся его черной физиономии. Тяжело страдая от холода, он скрывал это из гордости.

В этот вечер, одиннадцатого июня, в кают-компании ощущалось особенное оживление.

— Ну, — сказал Делонг, обращаясь к товарищам, сидящим за столом, — сегодня, погода резко изменилась, стало заметно теплее, термометр стоит на нуле и сегодня, когда я пробовал крепость льда, то заметил значительные изменения.

— Он треснул во многих местах, — сказал доктор, — трещина, идущая от носа корабля, так широка, что еще маленькое движение льда, и для нас уже откроется путь.

Мельвиль насмешливо взглянул на доктора.

— Доктор, — сказал он, — если послушать вас, то, право, можно считать, что мы уже почти в виду Сан-Франциско. Счастливый человек! Вам все всегда представляется в розовом свете.

— Если я не падал духом в течение целого томительного года, — возразил доктор, — то смешно было бы унывать тогда, когда судьба явно начинает благоприятствовать нам.

Мельвиль ничего не ответил и нахмурился, в глазах доктора он прочел упрек; маленький человек далеко не был таким спокойным, каким хотел казаться. Он предвидел те трудности, какие могли предстоять кораблю в момент его освобождения, но разве надо было отнимать у команды надежды, которым они так доверчиво и горячо отдавались.

Больше всех радовался Ах-Сам.

— Когда корабль, наконец, станет прямо в этой речонке (океан он называл речонкой), мы сможем, наконец, не опираться руками в потолок, — сказал он, — и Ах-Сам. с разрешения капитана, спляшет такой веселый танец, какой можно увидеть разве только на юге, на нашей веселой родине.

Не успел Ах-Сам окончить своей речи, как внезапно глухой, но довольно сильный удар потряс «Жанетту» до самого основания. Стаканы жалобно зазвенели на столе. Наступило минутное молчание — все прислушивались. За год давно уже отвыкли от движения на корабле — он так крепко сидел во льду, что был неподвижен, как дом, выстроенный на суше.

— Трещит, — прошептал Эриксен первый, — тюрьма трещит!

Делонг встал; все заметили его бледность и тревогу, которую он с трудом скрывал. Для капитана было ясно, что в жизни экспедиции наступил один из самых опасных моментов. Ведь, освобождаясь из плена, «Жанетта» вместе с тем освобождалась и от своей защиты. Лед, обволакивающий ее, смягчал удары пришедших в движение ледяных глыб. Теперь она одна станет лицом к лицу с могучим врагом.

— Я иду на палубу, — сказал Делонг.

Наверху глазам капитана представилось необычайное зрелище. Низкое ночное солнце, стоящее почти на краю горизонта, освещало косыми лучами необозримое ледяное поле. Все оно пришло в движение. Льдины трескались открывая, как пасти, широкие водные трещины, громоздились друг на друга.

Вся команда была на палубе.

— Мельвиль! — крикнул Делонг, — немедленно развести пары, все по местам!

С необычайной быстротой «Жанетта», казавшаяся столь долгое время совершенно лишенной жизни, пришла в движение. Забегали люди, заработали машины.

Делонг продолжал наблюдать за движением льда. Идущая от носа корабля трещина на глазах заметно расширялась. Капитан ясно видел, что еще несколько мгновений — и судно станет прямо в открывшейся полынье: правда, вдали не было видно широких пространств открытой воды, но при благоприятном ветре и быстром таянии льда для «Жанетты» открывалась надежда благоприятно пробиться среди ледяных чудовищ.

Сзади капитана очутился Нидерманн.