Гибель Светлейшего

Катюша не решалась идти на Святополь. Была это излишняя осторожность или неверие в свои силы? Ни то, ни другое. Виной Катюшиного равнодушия был Светлейший. Жеребец белоснежной масти снился по ночам бывшей наезднице цирка. Он летел по зеленому полю, унося ненавистного всадника в черной кавказской бурке, и словно издевался над Катюшей: «Не догонишь, не догонишь!»

И Катюша раздраженно говорила утром горбуну:

— Ничего не стоит твоя разведка. До сих пор найти Забиру не можешь.

Следы Светлейшего затерялись, но по донесениям разведчиков Алеша обнаружил возможность легко захватить Святополь. Красные перебрасывали войска с врангелевского фронта на польский. Город оставался незащищенным. Святопольские лабазники Кругловы, связанные с Алешей, уверяли, что жители встретят Катюшу хлебом и солью.

И все-таки Катюша колебалась.

В логове капитана Чумы

Мать Остапа Забиры, похитителя Светлейшего, вековечная батрачка Арина, потеряв мужа в японскую войну, коротала безрадостную вдовью долю. Жила она в полном одиночестве незаметно, как мышка в норке, молясь по ночам, чтобы вражья пуля не задела единственного сыночка. Германскую войну Остап отвоевал благополучно. Сейчас он сражался на родной земле, где-то совсем рядом. Вдова Арина надеялась: в одно прекрасное утро сын переступит порог хаты, и прижмет она его со сладкими слезами к своему сердцу. Но не суждено было дождаться старухе радостной встречи с Остапом.

Ночью на село нагрянул отряд смерти капитана Чумы. Бандиты с черными черепами на красноармейских шлемах и с царскими погонами на плечах требовали выдачи коммунистов. В селе не оказалось ни одного большевика. Уже хотели было бандиты поджигать каждый, десятый дом, но выручил догадливый сосед Арины. Давно питая злобу к Остапу, он донес на тихую вдову, мать красного командира. И спалили бандиты забировскую хату, а старуху повесили на воротах. Вперед наука, будут знать, как рожать большевиков.

О злодейской расправе над матерью Остап узнал спустя месяц совершенно случайно от односельчанина. В ту же ночь, рискуя головой, он помчался в родное село. Здесь на месте сожженной хаты командир взвода нашел кучу остывшего пепла и полуразрушенную печь. Уцелела лишь кирпичная прокопченная труба.

Забира прирезал доносчика-соседа, поджег его хату и благополучно скрылся от погони на Светлейшем. Вернувшись утром в полк, он пришел к комиссару. Глаза его провалились, лицо осунулось и почернело. Он кривил губы, часто вздыхал и показался комиссару больным.

— Что скажешь, товарищ Забира?

Остап ответил не сразу. Он долго смотрел в одну точку, словно не слышал вопроса. И комиссар повторил его. Тогда Забира, задыхаясь, оказал:

— Товарищ комиссар, прошу вас зараз записать меня в коммунисты. Чума мать повесил за меня… И хату спалил… Как за коммуниста…

Командир взвода глотнул воздух и, отчеканивая каждое слово, медленно закончил глухим, чужим голосом:

— Убью я его, товарищ комиссар. Изрублю в капусту.

— Это дело! — одобрил комиссар и протянул Остапу бархатный кисет с махоркой.

Но Забира курить не стал. Он обнажил шашку и любовно потрогал сверкнувший на солнце клинок.

— Пока его не зарублю — места себе не найду! Душа у меня болит, товарищ комиссар. Костер здесь бушует…

Комиссар, видя, как страдает командир взвода, и зная, что утешить его невозможно, повернул разговор в другую сторону.

— Рекомендацию в партию я тебе напишу. Боец ты храбрейший и социальное происхождение у тебя завидное, батрацкое.

Комиссар еще говорил что-то о боевых заслугах перед революцией. Забира плохо слушал и ушел с неспокойной душой. Все время перед глазами его стояло худощавое, изрезанное мелкими морщинками лицо матери с волосатой бородавкой на левой щеке возле уха.

На другой день комиссар вызвал Забиру для продолжения незаконченного разговора.

— Обсуждали мы предварительно твой вопрос о приеме в партию, — сказал он. — Анкета у тебя в общем и целом очень хорошая, за исключением одного пункта… Хотя и немного, но ты служил в отряде Махно. Правда, ничего не скажу, ты дезертировал от батьки и перешел на сторону Красной Армии… Но тем не менее…

— Я у Махно служил, когда он против немцев да белых воевал! — перебил Забира.

— И это верно! В общем, подумаем… Рекомендацию я тебе дам, как обещал… Не беспокойся!

— Шлепну Чуму, товарищ комиссар. Нет моей мочи терпеть. Покою он мне не дает!

Через неделю после этого разговора. Остапа Забиру вызвал начальник полковой разведки.

— Сообщил мне военком про твою думку, — сказал он. — Дело нужное… Если Чуму уничтожим, спасем от мучений и смерти сотни людей. Что ж, будем готовить тебя к операции.

Через день Забира уже скакал на Светлейшем в южных волостях уезда, где, по сведениям разведки, капитан Чума уничтожал сельских коммунистов. Командир взвода замаскировался: заменил красноармейский шлем кубанкой, на которую всегда можно было легко нашить зеленую ленту, а в случае нужды еще быстрее отпороть ее.