— Садись, дружок, отдыхай. Дорога из Лесного длинная. Что делал сегодня? Что видел? Как нравится наша Северная Коммуна?
Олег рассказал о смерти Ивана Семеновича и о расправе матроса с парнем, укравшем хлебный паек у девочки.
Потемкин слушал рассеянно. Видимо, он привык к тому, что люди часто умирают.
— Все под богом ходим, — пробасил он. — Всех нас может пристрелить любой балтийский матрос. Человеческая жизнь в революцию стоит всего семь копеек.
— Почему семь?
— Цена патрона по ставкам военного ведомства. Впрочем кончим этот разговор и займемся лучше приготовлением пищи. Расколи-ка эту штуку.
Он протянул гимназисту толстую, потемневшую от времени дощечку размером с книгу.
— Топор в прихожей, в углу за дверью.
Олег повертел дощечку. Одна сторона ее была гладкая, словно полированная, на другой выделялся глубоко вырезанный рисунок крупной ромашки.
— Руби, руби! — закричал сердито Потемкин, заметив, с каким вниманием гимназист разглядывает затейливый цветок.
Олег на пороге разрубил дощечку на короткие чурки. Николай Николаевич разжег железную печку и поставил вариться похлебку, а сам распеленал синюю кастрюльку.
— Понюхай! — предложил он Олегу, снимая крышку.
Гимназист заглянул в кастрюльку и увидел густое темное тесто. Оно издавало легкий приятный запах.
— Каков аромат? — с торжествующей гордостью допытывался Потемкин. — Чувствуешь?
— Очень хорошо пахнет! — подтвердил Олег и потянул носом.
Теперь исчезли все сомнения: игрушки действительно были пряниками.
Николай Николаевич выложил содержимое синен кастрюльки на тарелку, сделал шесть равных колобков, обвалял их слегка в коричневом порошке, и Олег снова вспомнил пирожное под названием «сладкая картошка». От приятных воспоминаний у гимназиста потекли слюнки и затосковало сердце по родному дому.
— Пища богов! — воскликнул Потемкин, любуясь произведением своих рук. — Петроградцы подобное лакомство видят только во сне, да и то лишь на пасху.
После обеда настроение гостеприимного хозяина стало еще лучше. Олег осмелился повторить свою просьбу:
— Можно посмотреть вашу коллекцию пряников?
— Теперь можно. Идем.
Потемкин извлек из кармана заветные ключи, и Олег направился за ним. Гимназист с любопытством рассматривал окаменевшие от времени пряники, аккуратно разложенные на слегка покатых полках. Возле каждого белел ярлычок с надписью на двух языках — английском и русском. Олег наклонился и прочитал:
№ 436
Риджайна,
Канада.
Пшеничная мука. Мед. Корица.
Размер 4x6.
1911. Февраль.
— Вот замечательный экспонат! — Николай Николаевич обратил внимание Олега на пряник, выпеченный в форме орла с распростертыми крыльями. — Посмотри на раскраску. Кажется, индийского происхождения.
Он показал Олегу один пряник, затем другой, третий, Николай Николаевич увлекся и достал плоские деревянные ящики с бархатной подкладкой на дне. Он извлек на стол несколько десятков фигурных пряников самой разнообразной расцветки.
— Вот, смотри, это Шаляпин! — с гордостью говорил Потемкин, словно он сам выпек пряник с изображением великого русского артиста. — А это узнаешь, кто?
— Наполеон Бонапарт.
— Верно. Видишь, Медный всадник… Великолепная работа! Это, друг, не ремесло пекаря, а творение настоящего художника… Собор Парижской Богоматери… А вот немецкий аэростат Цепеллин… А как тебе нравится двугорбый верблюд? Или вот этот орел? А часы? Как тонко сделан циферблат! А Дон-Кихот? Должно быть, испанская работа. А тот замок с ключом? Листья пальмы…
Потемкин показал все пряники и стал складывать обратно в плоский ящик.
— Долго вы собирали коллекцию? — спросил Олег.
— Собирал не я, — слегка смутившись, сознался Потемкин. — Мне продал ее знакомый. Он был очень богат и много путешествовал. Во всех странах, где ему приходилось бывать, он приобретал пряники. У человека водились шальные деньги. А для чего ему нужна была эта нелепая коллекция, я до сих пор не пойму. Очевидно, каждый по-своему сходит с ума.
На другое утро Николай Николаевич отправился на службу, но на этот раз он доверил Олегу ключ от квартиры и строго предупредил:
— Смотри, насчет коллекции ни гу-гу! Не трепли языком! А то ночью придут и убьют. В соседнем переулке старуху за две гнилых картошки зарезали. Знаешь, в какое время живем!
С этого дня Олег перестал путешествовать в Лесной и переселился на Пушкарскую улицу.
Николай Николаевич жил в одной комнате, служившей ему кабинетом и спальней одновременно. В остальных пяти в лучшие времена проживал неведомый собиратель коллекции.
Николай Николаевич оставил Олега в своей квартире, но по-прежнему закрыл на два замка дверь в комнату, где хранились жалкие остатки пряничной коллекции.