Гибель солнца

Старая женщина сидела на свежих соломенных циновках, обложенная со всех сторон подушками. Несколько женщин помоложе окружали ее. Йеясу подошел к ней и поклонился.

— Коничи ва, ока-сан.

Женщина не отреагировала.

Йеясу коснулся ее, затем взял за руку и легонько потряс.

— Ока-сан. Ока-сан.

Старая женщина подняла голову и посмотрела на Йеясу, Стоя позади внука, Дэниел внимательно всматривался в морщинистое, с туго натянутой на скулах кожей лицо старухи. Похоже, у нее совсем не осталось зубов. Глаза казались мутными, а волосы редкими седыми прядями спадали на лицо. На ней было богато расшитое кимоно, свободно болтающееся на ее немощном теле.

Она что-то пробормотала. Дэниел не смог разобрать ни слова.

Йеясу заговорил со старухой по-японски и показал на Дэниела. Она проследила за жестом сына, и в ее затуманенных глазах зажегся свет. Она сделала попытку встать.

Тотчас же служанки подхватили ее под локти и помогли подняться. Она попыталась сделать несколько шагов по направлению к Дэниелу, Он сам подошел ближе.

— Элизабет?

Ее губы дрогнули. Она пробормотала несколько слов на смеси английского и японского, которые Дэниел не понял, и положила ладони ему на грудь. Он посмотрел на худые, почти прозрачные руки, казавшиеся невесомыми.

— Папа?

Он опять произнес ее имя.

Она вглядывалась в лицо Дэниела, и глаза ее увлажнились.

— Папа. Мама, — она помолчала. — Мама сказала, что ты был ранен. Тебе стало лучше. Мама сказала, что ты придешь, но не к обеду. И не вечером. Мы ждали. Роберт и я ждали, Роберт сказал: «Элизабет, папа обязательно вернется».

— Папа вернулся.

Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Счастливая детская улыбка заиграла в уголках ее беззубого рта.

— Папа вернулся, — повторила она. — Вернулся, вернулся. Теперь мама приготовит обед. Роберт, папа вернулся.

Дэниел посмотрел поверх своей дочери на внука.

Хасегава махнул рукой, и служанки бережно подхватили старую женщину и усадили на подушки. Она сидела, счастливо улыбаясь Дэниелу и беспрерывно повторяя слово «папа». Тоненькая струйка слюны стекала из уголка ее рта. Она, казалось, не замечала этого, но одна из служанок осторожно вытерла ей рот платком.

Старая женщина слегка раскачивалась и не отрывала восхищенного взгляда от отца.

Йеясу заговорил со служанками по-японски. Они понимающе кивнули и поклонились. Йеясу сказал несколько слов матери по-английски, коснулся ее руки и вывел Дэниела из комнаты.

В покоях Йеясу двое мужчин уселись на чистые татами. Женщина принесла кувшин с сакэ и установила его на миниатюрную жаровню с древесным углем. Рядом с жаровней она поставила две чашки.

— Мой дедушка хочет сакэ? — спросил Йеясу.

Дэниел с сожалением покачал головой.

— Боюсь, я больше не пью и не ем. В эту штуку вмонтирован источник энергии, — Дэн ткнул пальцем себе, в грудь. — Кимура объяснял мне, что они создали специальную медленно делящуюся смесь радиоактивных элементов, способную самовоспроизводиться. Несколько элементов с коротким периодом полураспада и несколько — с длинным. Этого мне хватит до конца жизни.

Он засмеялся.

Хасегава вопросительно взглянул на него.

— Но ведь вы можете прожить много лет.

Дэн кивнул.

— Если мне будет позволено спросить, — продолжил Хасегава, — вы имеете представление, как долго вы проживете? С телом ожившей ханива…

— Чего?

— Статуи.

— Угу.

— Ваше сердце — ротационный насос, желудок — ядерный реактор. Ваши руки и ноги — удивительные механизмы и, как всякие механизмы, их можно заменить новыми, если они износятся или сломаются. Ведь так?

Дэн потер подбородок.

— Я никогда не обсуждал этот вопрос с Ройс и Кимурой. Но, думаю, вы правы.

— Так сколько же вы проживете? Сто лет? Тысячу?

Йеясу наполнил сакэ одну из чашек и поднял ее.

— Если дедушка не возражает…

Дэниел безразлично кивнул.

— Долгой вам жизни и отличного здоровья, уважаемый старейшина, — произнёс Йеясу с оттенком иронии.

Он отхлебнул горячее сакэ и поставил чашку рядом с кувшином.

Дэниел попытался изобразить глубокий вдох. Он мог сжать губы и воспроизвести звук.

— Есть еще одна вещь, которую нужно узнать у врачей. Говорят, что клетки мозга изнашиваются, умирают и больше не восстанавливаются.

Хасегава вновь наполнил свою чашку, внимательно наблюдая за Дэниелом.

— Но у пас их такое количество — миллиарды и триллионы, — Дэниел кончиком пальца постучал себе по виску, — что при обычной скорости их отмирания, если, конечно не случится ничего, вроде травмы, можно не волноваться, что эти клетки закончатся, и вы превратитесь в идиота. Думаю, их хватит и на сто, и на пятьсот лет.

Он покачал головой.

— Но я не знаю, сколько проживу. Это, действительно, вопрос. Может быть, они продолжат по частям извлекать мой мозг и выкидывать на помойку, — он горько усмехнулся, — заменяя его электроникой, пока я полностью не превращусь в Машину. И тогда вообще не о чем будет беспокоиться.

Хасегава усмехнулся.

А как определить момент превращения человека в машину? Или — прошу прощения, дедушка, — в вещь?

Дэниел опять покачал головой и смущенно развел руками.

— А сейчас я человек? Или вещь?

Йеясу наклонил голову и молча ждал.