Гибель синего орла

В чаще ивняков на острове снег утрамбован заячьими лапами. Непуганые пестрые рябчики сидят на ветвях. Повернув хохлатые головки с блестящими бусинами глаз, они с любопытством оглядывают бегущих собак и людей на нартах.

Невольно тянусь за ружьем. В тундре рябчиков нет — хочу поохотиться на таежную дичь.

— Не стоит… их здесь много, — улыбается Мария. — Сейчас будет фактория.

Впереди, над сизыми макушками чозений, в тихом морозном воздухе, поднимается дым жилья.

Отвесная стена Сохатиного Носа внезапно кончается. Мягкие заснеженные увалы межгорного понижения, прикрытые дремучей тайгой, спускаются к Омолону. У подножия скал, среди мачтовых лиственниц, ютится домик фактории.

Поставленный на высокий бревенчатый фундамент, с крытым крыльцом и приземистыми амбарами для товаров, он похож на старинную сибирскую заимку.

Собаки с лаем и визгом бегут к фактории. Затормозив у крыльца, привязываем собак к нарте.

— Лесной форт, — подшучиваю я, оглядывая приподнятый на фундаменте сруб, сложенный из толстых бревен.

— Факторию строили давно, в гражданскую войну… — отвечает девушка. — Пошли, я познакомлю вас с отчимом. — Грустная улыбка мелькает на лице девушки.

Отряхнув друг у друга снег и скинув меховые кухлянки, поднимаемся на крыльцо. Мария открывает дверь, обитую мохнатой лосиной шкурой.

Длинный прилавок разделяет помещение магазина. Полки за прилавком гнутся под тяжестью товаров: вижу капканы и ружья, свинец и порох; телогрейки, сапоги и валенки; яркий ситец и палаточный брезент; чайники, кастрюли и котелки; штабеля плиточного чая, пачки душистого черкасского табака и полный ассортимент продуктов.

Такого изобилия не было на колымских факториях — ведь шла война, и завоз на Север был ограничен. Вероятно, в этой уединенной фактории скопились старые многолетние запасы.

На прилавке громоздятся в беспорядке горы пушистых беличьих шкурок. Меха не успели убрать. Кажется, что охотники лишь недавно вытряхнули из походных мешков всю свою добычу.

У старомодной конторки, спиной к двери, на высоком самодельном табурете восседает грузный человек в полинявшей гимнастерке без пояса. Он громко щелкает костяшками счетов. Бледный свет, проникая сквозь обмерзшие стекла, освещает литую шею, мясистый затылок, взъерошенные серебристые волосы и широкую спину с опущенными плечами.

Человек в гимнастерке не оборачивается на скрип двери и шум легких шагов Марии. Неучтивость хозяина кажется странной, ведь он слышал лай собак нашей упряжки.

— Приехали… на мою шею! — вдруг бурчит незнакомец, не оборачиваясь.

Мария вспыхивает, брови крыльями сходятся на переносье, глаза загораются. Стальной блеск этих ясных и чистых глаз я видел в палатке после злой Костиной шутки. Нарушая тишину магазина, я громко кашляю.

Человек у конторки вздрагивает, оборачивается и проворно сгребает с лакированного пюпитра свои бумажки. Бледно-голубые глазки подозрительно ощупывают меня, полное лицо краснеет, а широкий лоб блестит капельками пота.

— Извините… Думал, родственнички пожаловали.

Он поспешно встает, протягивая пухлую красноватую ладонь:

— Котельников.

Знакомимся.

— Неплохой урожай, — киваю на груду беличьих шкурок.

Заведующий факторией тревожно косится на прилавок.

— Пушнину считаю — инвентаризация, — словно оправдываясь, говорит он, сокрушенно разводя руками.

— Зачем вы говорите неправду? — тихо говорит Мария. — Эту пушнину вам сдал Чандара.

— Чандара? Мария, вы знаете Чандару?!

— Он сдает нам пушнину…

— По-твоему, я не должен принимать белку! — покраснев, кричит Котельников, не стесняясь гостя.

— Вы должны принимать пушнину у охотников. Откуда вы знаете, как Чандара получает эти горы мехов?

— Буду я еще разбирать, как он ее получает! Фактории нужны белка и план.

Теперь я понимаю смущение Котельникова. Кочевники Синего хребта нигде не числятся — не приписаны к национальным советам, и Котельников не имеет права принимать пушнину от Чандары.

Но может ли заведующий факторией в суровое военное время считаться с правилами? Ведь на «мягкое золото» мы покупаем боевые самолеты для фронта!

— Послушайте, Котельников, когда у вас был Чандара? Мне очень важно это знать.

— Чандара уехал вчера.

— Верхом?

— Да, у него были ламутские учаги.

Так вот чей след мы видели на склоне увала! Догадался ли Чандара, чьи топоры стучали в тайге?

Может быть, и Нанга была тут, совсем близко?

— Чандара всегда приезжает один, неизвестно откуда, он не пускает своих охотников на факторию, — нахмурившись, отвечает Мария. Волнуясь, она скручивает свой шерстяной поясок, и мне чудится теперь что-то бесконечно милое и детское в быстром движении ее худеньких пальцев.

Коротко рассказываю о появлении Чандары в Западной тундре, о похищении Нанги, о таинственных стойбищах Синего хребта и наших планах освоения далеких горных пастбищ.

Странное выражение появилось на лице Котельникова, когда он услышал о походе к Синему хребту.

Телеграмму Чукотторга о снабжении пастухов совхоза из Омолонской фактории он принимает, едва скрывая раздражение. Я перехватываю быстрый взгляд, сверкнувший ненавистью.