Гибель синего орла

Лук отлично сохранился. Дерево полировано от долгого употребления. Тугая тетива, сплетенная из оленьих жил, звенит, как струна. Лук склеен из двух слоев древесины, и между ними проложена сухая оленья жила. Стрела совсем новая: древко не потемнело, наконечник не заржавел, пестрые перья не испорчены сыростью.

Кто мог оставить на пустынном берегу озера деревянного идола и совсем еще новый лук в век электричества, самолетов и радио?

Внимательно осматриваю песчаную площадку и сухую лишайниковую тундру. Следов людей нет. Может быть, тут чья-нибудь позабытая могила?

Пологие склоны булгуньяха спускаются к озеру совсем близко. Поднимаюсь на плоскую вершину холма. Песчаную почву, развеянную ветрами, покрывает поросль тундровых злаков. В песке чернеют отверстия песцовых нор и валяются обглоданные птичьи кости. Там и тут белеют раковины.

С холма открывается чудесная картина озера. Северный его залив переходит на западе в обширное ярко-зеленое осоковое болото. По-видимому, и там в недалеком прошлом расстилалось озеро, теперь оно высохло, и болотистую почву густо заселяет водяная осока.

Что такое?..

Вдали, на лужайке среди осоковой гущи, пляшут странные фигуры. Соединившись в круг, они подпрыгивают на месте, ритмично покачиваясь из стороны в сторону, словно плясуны в старинном чукотском танце.

Вскинув бинокль, различаю высокие тонкие ноги, сигарообразные туловища, длинные шеи и вытянутые головы с острыми клювами. Неужели люди, переодетые в маски, танцуют тотемический танец?

Нет, на берегу озера хороводом пляшут крупные белые птицы. Это их следы сохранились на дне высохшей протоки.

Скатившись с холма, осторожно пробираюсь сквозь болотистые заросли.

Тихо раздвигаю высокие стебли и вижу чудесных птиц совсем близко. Они окончили свой танец и разбредаются по болоту. Поражает величина птиц ростом они почти не уступают человеку. Края белых крыльев оторачивает черная кайма, хвост украшают перья серповидной формы. Тонкие ноги и передняя часть головы необычайного огненно-красного цвета, клюв розовый.

Великолепием своей окраски птицы напоминают фламинго. Часто останавливаясь и широко раздвигая карминовые ноги, они шарят в болоте длинными клювами. Вытащив корешок, птица распускает крылья и с уморительными ужимками начинает приплясывать.

Совершив короткий танец и проглотив лакомый кусочек, плясуны снова принимаются шарить в болоте. Иные из них, вытащив из болота вкусный корешок, подбрасывают его в воздух и стараются поймать на лету, громко щелкая клювами. Другие игриво бегают или, распушив перья, наскакивают друг на друга.

Ужимки длинноногих обитателей болота так забавны, что вытаскиваю альбом и делаю несколько зарисовок.

Птицы забеспокоились. Пора стрелять, чтобы не упустить редкую добычу.

Выстрел разрывает тишину болота. Самая крупная птица валится в траву. На лужайке возникает страшная суматоха, слышатся громкие, пронзительные крики. Большие, тяжелые птицы не могут сразу подняться в воздух и долго бегут по болоту, махая огромными белыми крыльями. Но вот стая поднимается, и, соединившись в треугольник, птицы-великаны улетают на юг.

Крупная картечь пронзила плотное и гладкое оперение в нескольких местах. Туловище украшают белые перья с широкими опахалами; шею и затылок облегают тонкие, нежные перышки; шелковистые их нити похожи на оперение австралийского страуса.

- Да это же стерхи! Белые журавли! Как же я раньше не догадался?

В тундрах Северо-Восточной Сибири, далеко за Полярным кругом гнездились арктические журавли. На зиму стерхи улетали в Индию, Северный Китай и Японию, где скрывались на болотистых речных островах и в камышовых зарослях высыхающих озер.

Зоологическая коллекция пополнилась новой редкой шкуркой. Осторожно уложив ее в рюкзак, поворачиваю к берегу - нужно возвращаться и выходить в море. Чистое полуденное небо не предвещает шторма.

Забираю в коллекцию лук и стрелу. Брать с могилы вырезанную из дерева фигуру медведя не решаюсь. Может быть, заберем ее на обратном пути, возвращаясь с устья реки Белых Гусей.

Выхожу к морю, благополучно переправляюсь по настилу из плавника через морское болото, долго шагаю по колено в море и подхожу наконец к "Витязю". Пинэтаун радостно улыбается.

- Эгей! Пришел? Пешком искать тебя хотел...

- А вельбот?

- К Чукотскому камню гонял. Потом ждать вернулся.

Рассказ о большом озере и деревянном идоле заинтересовал Пинэтауна. Он внимательно осматривает лук и стрелу.

- Совсем не чукотский - лесной лук. Смотри, береза.

Действительно, нижний слой клееного лука из березы. В тундре березы нет, и старинные чукотские луки вытачивались из лиственницы.

- Перо тоже чужое, нет таких птиц в тундре.

Острый глаз у юноши. Рассматриваю оперение стрелы и не узнаю рисунка. Какой птице принадлежат эти пестрые перья? Долго мы не могли разгадать значения удивительной находки.

Рассказ о танцах белых журавлей не удивляет Пинэтауна - он видел их в Алазейской тундре. Но встречать нерп в тундровых озерах ему не приходилось.

- Как пришла нерпа в озеро, а?

Объяснить странного явления не могу.

Глава 5. ИСПЫТАНИЕ