Гибель Синего Орла

О цели неожиданной командировки на Крайний Север мне стало известно только в Якутске, где биологический отряд нашего института получил оперативное задание.

В бассейнах Яны, Индигирки и Колымы, куда еще недавно с трудом пробивались сквозь тайгу вьючные караваны геологических экспедиций, вырастали золотые прииски и промышленные предприятия Дальнего строительства.

В тяжелые годы войны оленеводческие совхозы полярной тундры в низовьях Лены, Яны, Индигирки и Колымы должны были стать крупными базами снабжения оленьим мясом. Мешали этому летние эпидемии копытки, опустошавшие тундру и замедлявшие рост совхозов. Биологической группе нашего института поручили испытать на местах новый метод борьбы с этой малоизученной болезнью северных оленей.

Надолго прощались мы друг с другом, вылетая на самолетах в различные пункты полярного побережья Якутии. Я получил назначение в самый дальний оленеводческий совхоз в устье Колымы.

Низовья Колымы в это время были почти не исследованы, однако освоение природных богатств отдаленного края уже началось. Всех интересовало: действительно ли природа берегов Полярного океана так уныла и безрадостна, как рисовали ее отчеты редких путешественников?

К предстоящему походу в Западную тундру я готовился с увлечением. На полярном побережье этой пустынной тундры, в четырехстах километрах от поселка центральной усадьбы, расположились на летних пастбищах большие оленьи стада совхоза. Там мы и решили испытать новый метод борьбы с эпидемией. В дальние стада нужно было поспеть вовремя: до наступления летней изнуряющей жары — самого опасного времени для оленей.

Поэтому приходилось спешить, идя на риск морского путешествия на парусном вельботе. Попутно я хотел осмотреть неизведанные берега Западной тундры. Мне снились таинственные острова, голубые лагуны, кипящие пеной буруны, огни бивуачных костров.

Неожиданное событие ускорило подготовку к походу. Две недели назад на центральную усадьбу пробрался с дальнего участка совхоза пешком по весеннему бездорожью Западной тундры Пинэтаун — молодой пастух-чукча. Он принес с устья реки Белых Гусей сведения о состоянии оленьих стад.

Познакомились мы с Пинэтауном в конторе оленеводческого совхоза — он разглядывал новую пастбищную карту с маршрутами стад. Черные волосы юноши рассыпались непослушными прядями. Он шевелил губами и негромко читал на карте названия тундровых рек. В легкой парке[1], в брюках и торбасах из оленьей замши, с длинным ножом на поясе, молодой пастух походил больше на тундрового охотника.

Мне хотелось расспросить его о приметах морского устья реки Белых Гусей. Я тронул пастуха за плечо:

— Ну, Пинэтаун, давай знакомиться…

Юноша живо обернулся. Бронзовое его лицо, открытое и смелое, оживляли умные карие глаза. Он с любопытством осматривал меня.

По-русски Пинэтаун говорил плоховато, складывая фразы из простых, но выразительных слов.

— Откуда пришел?

— С Большой земли прилетел.

— Что хочешь делать?

— Поеду в стада к реке Белых Гусей.

Пинэтаун не знал о вельботе. Он недоверчиво осматривал меня, словно оценивал пришельца с Дальнего Юга.

— Очень далеко место! Как поедешь — вода кругом?

Я растолковал молодому пастуху план парусного похода к берегам Западной тундры. Глаза Пинэтауна загорелись.

— Ух! Возьми меня — долго там жил, все места помню.

— Плавать умеешь?

— Ко…

По-чукотски «ко» — «не знаю». Жители тундры не плавают, хотя отлично владеют верткими ламутскими «ветками» и долблеными колымскими «стружками». Летом на этих утлых челнах они смело плавают по бурным тундровым озерам и глубоким протокам, добывая сетями рыбу и линяющих гусей.

— А если вельбот перевернется?

— Ну пусть…

Рассматривая карту оленеводческого совхоза, мы разговорились.

Пинэтаун родился в Алазейской тундре. Мать его была юкагирка, отец чукча.

В Алазейской тундре смешалось несколько северных народов. Лет четыреста назад с Чукотки сюда пришли в поисках новых пастбищ оленные чукчи. С юга, из Верхоянской тайги, вышли в тундру эвенки и якуты. Коренными жителями низовьев Индигирки и Алазеи были юкагиры — потомки древнейших обитателей речных долин Северной Азии.

Многие реки, озера и приметные холмы в тундре между Индигиркой и Колымой до сих пор сохраняют двойные или тройные названия: юкагирские, чукотские и якутские. Пинэтаун отлично помнил названия тундровых рек на трех языках. Оказалось, что древнее юкагирское название Алазеи — Чемодон, «Большая река». Этого не знал еще ни один географ.

Пинэтауну было семнадцать лет. Рано потеряв родителей, он вместе с сестрой воспитывался у Кемлилина — старого бригадира одной из пастушеских бригад оленеводческого совхоза на реке Белых Гусей.

Кемлилина знала вся тундра. Коммунист, старейший пастух Колымского совхоза, замечательный знаток тундры, он сумел воспитать в юноше любовь к труду, смелость и настойчивость охотника. Восьми лет Пинэтаун в совершенстве владел чаутом — ременным арканом и помогал взрослым пасти оленей, а в пятнадцать лет стал опытным пастухом.