Неожиданно выезжаем на безлесное дно долины. Перед нами целый город: с полсотни конических чумов выстроились на плоской террасе у подножия сопки, покрытой зарослями горной березы. У чумов собрались люди в живописных нарядах.
Останавливаемся на площади среди вигвамов. Так вот оно — таинственное стойбище Синих Орлов. Подбегают смуглолицые юноши в развевающихся кафтанах, ловко расседлывают учагов и уводят их на пастбища.
Живым пестрым кольцом окружают нас обитатели стойбища: мужчины с суровыми горбоносыми лицами, морщинистые безбородые старики, сгорбленные временем, черноглазые красавицы в расшитых одеждах, дети в замшевых кафтанчиках. Люди разглядывают гостей молчаливо, с острым любопытством, словно пришельцев из другого мира.
Крепкая Рука что-то громко говорит. И женщины, звеня монистами, убегают к вигвамам. Вскоре они появляются с охапками оленьих шкур и устилают землю пушистыми коврами. Нас встречают прямо на площади — ни один чум не вместит всех любопытных.
— Садись… — приглашает Илья. — Чай пить, разговаривать будем.
Черноокие девушки расставляют низенькие столики, выстроганные из древесины тополя. Люди усаживаются на шкурах. Мы оказываемся в центре круга. Позади дымят вигвамы, вздымаются зеленые горы, увенчанные пиками, осеннее бледное небо стынет высоко над долиной. Странная картина…
— Вот так муньях![13] — усмехается Костя.
— Что говорит Рыжий? — любопытно спрашивает Илья.
— Хорошее собрание, говорит.
В толпе, окружающей нас, мелькают взволнованные лица молодых людей. Горящими глазами рассматривают они пришельцев, словно ожидая чего-то большого и нового. На столиках появляются березовые чашечки и плошки, деревянные блюда с дымящейся олениной. Смуглянки, похожие на цыганок, несут медные чайники, полные ароматного чая.
— Спроси, Илья: где Чандара, что с ним случилось?
— Люди говорят: умирать пошел, совсем больной стал.
— Куда пошел?
— Никто не знает… На звезды, однако, шаманить кочевал. Не вернется он в стойбище Большой Семьи.
Женщины разливают чай, чашки идут по кругу.
— Илья, почему так стойбище называют?
— Чандара давно велел. Все люди тут — богатые и бедные — Большой Семьей живут, — отвечает старик, лукаво прищуриваясь.
— Одной семьей?.. А олени чьи?
— Большие табуны богачи держат! Мы пасем, оленину кушаем.
— Ловко получается, — смеется Костя, — семья одна, а олени дядины, как в Америке!
Долго пьем чай. Расспрашиваем и расспрашиваем о жизни стойбища. И перед нами возникает потрясающая картина.
Попали в королевство Синего Орла. В горах Чандара построил эксплуататорское стойбище Большой Семьи. Заветы родовой патриархальной общины он попытался соединить с волчьими законами обогащения. Почти все олени, выпасавшиеся обитателями стойбища, принадлежали Синему Орлу, Медведю и Одноглазому.
Железным занавесом Чандара отгородил остров прошлого от внешнего мира. Никто под страхом смерти не имел права выходить за пределы Синего хребта. Люди с пеленок обучались здесь анаульскому языку, непонятному для соседей. С внешним миром сносился лишь Чандара. Он сдавал на глухие фактории пушнину и привозил порох, свинец, чай и табак.
Тяжелой рукой правил Чандара. Незримыми нитями опутал он членов Большой Семьи. Шила в мешке не утаишь — ему не удалось примирить богатых и бедных. Остров прошлого подтачивали глубоко скрытые противоречия. И Синий Орел понимал это, лихорадочно искал выход из тупика.
Большая Семья распадалась. Смутные слухи о новой жизни будоражили молодежь. Крепкая Рука покинул стойбище Синего Орла и пытался примирить противоречия своим путем — соединив табуны малооленных хозяйств. Но и у него дело не ладилось: каждый тянул в свою сторону, стремился нажить побольше оленей.
Илья попивает крепкий, как кофе, чай и вдруг говорит:
— Царем, однако, решил Чандара стать. Два рода анаульских у нас: Синих Орлов и Медведей. Синие Орлы всегда шаманили, Медведи — старшинами были. Синий Орел Нангу замуж отдать хотел за маленького Медведя — думал старшиной и шаманом вместе быть: сильнее царя. Оленей Одноглазого обещал делить, как помрет старик.
— Царей у нас, Илья, нету.
— Амулет у Синего Орла есть. Давно на Чукотке царь был — тайон[14] главный. Свой амулет Синему Орлу дарил — крепкую власть давал.
— Ишь ты! Да где же этот амулет?
— На шее Чандара носит. Когда шаманит — на голову надевает. Нанге хотел свое ожерелье дарить, когда замуж пойдет.
Костя смеется:
— Вот тебе и царевна, Пинэтаун! Получишь ожерелье — анаульским царем будешь.
Крепкая Рука говорит что-то развеселившемуся Илье, кивая на меня.
— Спрашивает он: есть ли у тебя амулет?
— Амулет?.. Есть, Илья, амулет, вот гляди.
Вытаскиваю из заветного кармана портрет, подаренный Марией. Илья осторожно берет заскорузлыми пальцами овальную золоченую рамку и долго рассматривает изображение Елены Контемирской.
— Богородица, что ли, креститься надо, а? — тихо спрашивает Илья.
Костя фыркает, ухмыляется. Старик важно передает портрет Крепкой Руке. Портрет идет по кругу. Обитатели стойбища по очереди разглядывают мой талисман.