В тот самый день, в последний день его жизни, Есенин, может быть, так же играл, но заигрался. Мог ли он думать, что будет забыта записка с его собственной кровью написанным стихотворением: «До свиданья, друг мой, до свиданья»? Но она роковым образом была забыта. <…> Не был ли уверен Есенин, что записка с его стихотворением прочитана нами, но что мы не обратили на него внимания, предоставив ему полную возможность и полную волю делать с собою, что ему угодно? Это для мнительного и подозрительного Есенина было бы ударом:
— Значит, тут меня никто не любит! Значит, я не нужен никому![27]
Рюрик Ивнев формулировал ту же мысль несколько иначе.
Есенин, проживший внешне блестящую и пеструю жизнь, которой любовались многие и которой многие завидовали, вдруг, в один ужасный момент почувствовал, что он живет не настоящей, а картонной жизнью, что вокруг него одни декорации — пусть золоченые, богатые и пышные, но… пахнут они пылью, и изнанка их скучна, сера…
Он начал задыхаться. Ему захотелось человеческого тепла, которого он не нашел вокруг себя потому, что он сам никогда его не излучал. И тогда… произошло то, что произошло. Он умер или, как сказал Клюев, «казнил самого себя»[28].
Своя точка зрения была у В. Г. Шершеневича:
Когда Есенин после своего возвращения <из-за границы> устроил в Москве вечер, он не набрал и половины аудитории небольшого зала Политехнического музея, где всего помещается 1000 человек. Есенин выпускает новые книги. Книжки не расходятся, не видят потребителя. Есенин говорит всем нам, что он не понимает, что же ему делать. То, чему он отдал всю жизнь, оказывается ненужным. Трагедия сгущается и сгущается. Много раз в статьях, письмах спрашивают, не мы ли, не друзья ли его, были виноваты в его смерти. Нет, товарищи, не мы, а читатели, которые только после смерти полюбили Есенина, которые сейчас приходят и слушают каждое слово о нем. <…> Современники виноваты в его смерти[29].
В этих объяснениях просматривается скорее приписывание Есенину тех проблем, которые мучили не столько Есенина, сколько его друзей. Сами мемуаристы переживали эти проблемы, но продолжали жить с ними.
Высказывалась версия о внезапном помешательстве Есенина. Так, А. Дункан считала, что Есенин «покончил с собой в припадке временного сумасшествия»[30]. Такая же мысль высказывалась в воспоминаниях Е. А. Устиновой, которая никак не могла примирить широкие творческие планы, развивавшиеся Есениным накануне рокового дня, с его неожиданной смертью[31]. Но эта версия противоречила утверждению официальной газеты «Правда» — будто самоубийство Есенина являлось «выполнением давно задуманной мысли».