— Вот так — хорошо, — сказала она. Он закрыл глаза, но она попросила: — Смотри на меня, любимый, я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда делаешь это! — и он открыл глаза. Ее лицо горело, она прерывисто дышала, приоткрыв губы. Она взяла его за руку и стала направлять, как он направлял ее в театре. — Попробуй войти в меня, — шепнула она. Потом прижалась к нему, так что через одежду он чувствовал биение ее сердца. Двинулась навстречу его руке, снова и снова. И тихонько вскрикнула, как порой стонет спящий, низким горловым звуком. Потом наконец устало замерла на его плече.
Он услышал звук открывающейся двери и голос леди Гермии:
— Мод, милая, ты где? Нам пора…
Вальтер убрал руку, и Мод торопливо разгладила платье.
— Тетя, я была неправа, — дрожащим голосом ответила она. — Господин фон Ульрих не ошибся, Белград стоит на Дунае. Мы нашли его в атласе.
К тому моменту, когда леди Гермия обошла шкаф, они уже склонились над книгой.
— А я и не сомневалась, — сказала она. — Мужчины обычно лучше разбираются в таких вещах, а уж господин фон Ульрих дипломат, ему положено знать много такого, чем женщине и интересоваться не следует. Так что, милая Мод, незачем было затевать этот спор.
— Полагаю, вы правы, — с бросающейся в глаза неискренностью вздохнула Мод.
Они все вместе вышли из библиотеки и Вальтер открыл дверь в гостиную. Первой вошла леди Гермия. Мод, следуя за ней, встретилась с ним взглядом. Он поднял правую руку, поднес к губам палец и поцеловал.
Так дальше продолжаться не может, думал Вальтер, возвращаясь в посольство. Он чувствовал себя школьником. Мод двадцать три года, ему — двадцать восемь, а они вынуждены прибегать к нелепым уловкам, чтобы побыть пять минут наедине.
Ему придется просить ее руки у Фица, поскольку их отец умер, и главой семьи стал брат. Вне всякого сомнения, Фиц предпочел бы, чтобы Мод вышла за англичанина. Но пожалуй, он все же согласится: вероятность вообще не найти мужа строптивой сестрице не может его не беспокоить.
Труднее всего будет с Отто. Он-то хотел, чтобы Вальтер женился на благовоспитанной девице из Пруссии, которая будет счастлива посвятить себя воспитанию наследников. А когда отец чего-то хотел, он делал все возможное для достижения цели, безжалостно сокрушая любые препятствия, — прекрасное качество для военного. Отто никогда не приходило в голову, что сын имеет право самостоятельно выбрать себе невесту. Вальтер хотел, чтобы отец поддержал его и одобрил его выбор, он ничуть не стремился к неизбежному противостоянию. Однако любовь оказалась сильнее сыновнего почтения.
Был воскресный вечер, но жизнь в Лондоне не затихала. Заседания в парламенте не проводились, и правительственные шишки с Уайтхолла перебрались в свои загородные резиденции, зато в особняках Мэйфэра, в клубах на улице Сент-Джеймс и в посольствах вершилась большая политика. На улицах Вальтер заметил нескольких членов парламента, парочку младших министров из Министерства иностранных дел Великобритании и нескольких европейских дипломатов. Интересно, подумал он, не остался ли на эти выходные в городе и министр иностранных дел сэр Эдвард Грей, вместо того чтобы наблюдать за птицами в своем любимом загородном доме в Хэмпшире?
Отец сидел за столом, читал расшифрованные телеграммы.
— Наверное, сейчас не лучшее время, чтобы сообщить тебе мою новость… — начал Вальтер. Отто что-то пробурчал и продолжил чтение.
Вальтер не стал ждать, когда отец проявит к нему больше внимания.
— Я люблю леди Мод.
— Сестру Фицгерберта? — поднял голову Отто. — Я так и думал. Прими мои соболезнования.
— Отец, прошу тебя, я говорю серьезно.
— Что это значит?! — Отто бросил телеграммы на стол. — Мод Фицгерберт — феминистка, суфражистка и маргиналка. Она не годится в жены не только немецкому дипломату из хорошей семьи, но вообще никому! И чтоб я больше об этом не слышал!
У Вальтера был готов резкий ответ, но он стиснул зубы и сдержался.
— Она чудесная, и я ее люблю. Так что, прошу, отзывайся о ней повежливее, что бы ты при этом ни думал.
— Я буду отзываться, как пожелаю, — пренебрежительно бросил Отто. — Она тебе не пара! — и он уткнулся в свои телеграммы.
Взгляд Вальтера упал на купленную отцом фруктовую вазу кремового фарфора.
— Нет, — сказал он и взял в руки вазу. — Ты не будешь говорить, как пожелаешь.
— Поосторожнее!
Наконец-то ему удалось завладеть вниманием отца.
— Леди Мод так же дорога мне, как тебе дорога эта безделушка.
— Безделушка?! К твоему сведению, она стоит…
— Хотя, конечно, любовь сильнее, чем жадность коллекционера… — Вальтер подбросил в воздух хрупкую вещицу и поймал ее одной рукой. Отец издал нечленораздельный вопль страдания. Не обращая внимания, Вальтер продолжал: — Когда ты отзываешься о ней оскорбительно, я чувствую себя так же, как ты, когда думаешь, что я вот-вот уроню твою вазу. Только мне еще больнее.
— Ах ты дерзкий ще…
— И если ты не прекратишь втаптывать в грязь мои чувства, — повысил голос Вальтер, — я разобью твою дурацкую плошку одним ударом каблука!
— Хорошо, я понял, только, ради бога, поставь ее на место!