В тот вечер Гас и Роза сидели в ее купе, с убитым видом глядя в окно. На каждой станции они видели толпы, собравшиеся посмотреть на проезжающий поезд президента. Солнце село, но толпы в сумерках все стояли и смотрели. Гас вспомнил поездку в поезде из Бреста в Париж и множество безмолвных людей, глубокой ночью стоявших вдоль путей. И года не прошло, а их надежды разбиты.
— Мы старались изо всех сил, — сказал Гас. — Но потерпели поражение.
— Ты уверен?
— Если бы президент провел кампанию, как было задумано, и то все висело бы на волоске. А сейчас, когда Вильсон болен, шансы на то, что сенат ратифицирует договор, равны нулю.
Роза взяла его за руку.
— Мне так жаль… — сказала она. — Тебя, и меня, и весь наш мир… — она помолчала, потом спросила: — Что же ты будешь делать?
— Мне бы хотелось пойти в Вашингтоне работать в какую-нибудь фирму, которая специализируется по международному праву. В конце концов, у меня есть некоторый опыт работы в этой области.
— Я бы сказала, что они должны в очередь выстраиваться, чтобы предложить тебе работу. И, может быть, твоя помощь в будущем понадобятся какому-нибудь новому президенту.
Он улыбнулся. Иногда она оценивала его нереально высоко.
— А ты что будешь делать?
— Мне нравится то, что я делаю сейчас. Я могу и дальше писать о Белом доме.
— А детей ты хочешь?
— Хочу!
— Я тоже хочу… — сказал Гас, задумчиво глядя в окно. — Только надеюсь, что предсказание Вильсона о них не сбудется.
— О наших детях? — Она услышала печаль в его словах и испуганно спросила: — Что ты хочешь сказать?
— Он сказал, что им предстоит новая мировая война.
— Боже сохрани! — с жаром воскликнула Роза.
Снаружи опускалась ночь.
Глава тридцать девятая
Дейзи сидела за столом в доме Вяловых в Буффало. Она была в розовом платье, шея повязана огромной льняной салфеткой, из которой голова торчала так, словно она в ней тонула. Ей было почти четыре года, и Левка обожал ее.
— Сейчас я сделаю самый большой в мире сэндвич, — сказал он, и она засмеялась. Он отрезал от тоста два квадратных кусочка размером в полдюйма, старательно намазал их маслом, положил на один квадратик крошечный кусочек яйца, которое Дейзи не стала есть, и накрыл вторым.
— Нужно добавить один кристаллик соли, — сказал он. Он насыпал соли из солонки на свою тарелку, потом кончиками пальцев поднял один-единственный кристаллик и положил сверху на сэндвич.
— Теперь я его съем! — сказал он.
— Я тоже хочу! — сказала Дейзи.
— Правда? Но ведь это очень большой сэндвич, как раз для папы!
— Нет! — сказала она, смеясь. — Это маленький сэндвич, для девочки!
— Да? Ну ладно! — сказал он и положил сэндвич ей в рот. — Но больше ты не хочешь, правда?
— Хочу!
— Но ведь он был такой большой!
— Нет, он был маленький!
— Ну ладно, придется сделать тебе еще.
У Левки все было в ажуре, все — как он рассказывал Григорию десять месяцев назад, сидя в поезде Троцкого, и даже еще лучше. Он купался в роскоши, живя в доме у тестя. Он управлял тремя ночными клубами Вялова и получал хорошую зарплату, не говоря уже о дополнительном наваре вроде откатов от поставщиков. Он поселил Маргу в шикарной квартире и приходил к ней почти каждый день. Через неделю после его возвращения она забеременела, и только что родила мальчика, которого они назвали Грегори. Левке удавалось держать все это в тайне.
В столовую вошла Ольга, и, поцеловав Дейзи, села за стол. Левка любил Дейзи, но к Ольге не чувствовал ничего. Марга была симпатичнее и с ней было лучше. И вообще в мире полно девчонок, в чем он убедился на последних месяцах ее беременности.
— Доброе утро, мама! — весело сказал Левка.
Дейзи поняла намек и повторила его слова.
— Папа что, кормит тебя? — сказала Ольга.
В последнее время они так и разговаривали, в основном обращаясь к ребенку. Несколько раз, когда Левка только приехал, они занимались сексом, но скоро вернулось их прежнее равнодушие друг к другу. Сейчас они спали в разных комнатах, сказав Ольгиным родителям, что Дейзи ночью просыпается, хотя просыпалась она редко. У Ольги был вид разочарованной в жизни женщины, но Левку это совершенно не волновало.
Вошел Джозеф.
— А вот и дедушка! — сказал Левка.
— Утро, — бросил Джозеф.
— Дедушка тоже будет сэндвич, — сказала Дейзи.
— Нет, — ответил Левка, — они для него слишком большие.
Когда Левка говорил очевидно неправильные вещи, Дейзи приходила в восторг.
— Нет, не большие! — сказала она. — Они очень маленькие!
Джозеф сел. Вернувшись с войны, Левка обнаружил, что тесть очень изменился. Он набрал вес, и полосатый костюм был ему мал. Спускаясь по лестнице, он пыхтел от натуги. Мускулы превратились в жир, черные волосы поседели, на прежде розовом лице появился нездоровый румянец.
Вошла Полина, неся из кухни кофейник, и налила Вялову кофе. Он открыл «Буффало Адвертайзер».