Гибель гигантов

Ребята с жаром взялись за дело. «Гочкиссы» выпаливали по 450 патронов в минуту при дальности четыре тысячи метров, так что для стрельбы за реку они очень подходили. Минометы Стокса были менее действенны: их дугообразная траектория подходила для окопной войны — там, где нельзя было стрелять по линии прямого прицеливания. А вот гранатометы на близкой дистанции обладали большим разрушительным действием.

Воюющие стороны лупили друг друга, как боксеры без перчаток, дерущиеся в бочке. От оглушительного грохота рвущихся снарядов дрожали дома. Громко кричали раненые и умирающие. От берега к медпункту и обратно бегали, все в крови, санитары с носилками. Измученным расчетам подносили горячий кофе и боеприпасы.

В какой-то момент этого долгого дня Гас мимоходом подумал, что ему совсем не страшно. Он думал об этом редко — слишком многое надо было сделать. Но на короткий миг в середине дня, стоя в столовой швейной фабрики, вместо ланча глотая сладкий кофе с молоком, он вдруг понял, что стал совсем другим человеком. Неужели это Гас Дьюар двигался перебежками от дома к дому под артиллерийским огнем, крича своим ребятам «Устройте им преисподнюю»? Тот самый Гас Дьюар, который боялся выказать трусость, бежав с поля боя? Теперь ему едва ли доводилось подумать о собственной безопасности, он был слишком занят мыслями об опасности, грозившей его солдатам. Как произошла с ним эта перемена? Но тут прибежал капрал и сказал, что в его расчете убило того парня, который менял перегретый ствол «гочкисса», и Гас, поспешно допив кофе, побежал решать проблему.

Вечером на минуту он поддался печали. Были сумерки, и вышло так, что из разбитого кухонного окна ему было видно то место на берегу, где погиб Чак. Гаса больше не ужасало то, как тот исчез в фонтане земли: за три последних три дня он повидал много смертей и разрушений. Сейчас его настигла боль другого рода: он понял, что однажды ему придется рассказывать об этом ужасном моменте родителям Чака, Альберту и Эммелине, владельцам буффальского банка, и его молодой жене Дорис, которая так негодовала по поводу вступления Америки в войну, — возможно, она боялась, что случится то, что случилось. Что Гас им скажет? «Чак храбро сражался». Чак вообще не сражался: он погиб в первую минуту своего первого боя, не сделав ни единого выстрела. И даже если бы он оказался трусом — это вряд ли имело бы значение, результат был бы тот же. Его жизнь была отдана впустую.

Гас все смотрел, глубоко задумавшись, и вдруг его внимание привлекло движение на железнодорожном мосту.

У него замерло сердце. С дальнего конца шли люди. Их серая форма была едва заметна в угасающем свете. Они неловко двигались по железнодорожному пути, оступаясь на шпалах и гравии. Их каски напоминали по форме угольное ведерко, на плечах висели винтовки. Это были немцы.

Гас бросился к ближайшей пулеметной точке — за стеной сада. Расчет не заметил наступающего противника. Гас хлопнул пулеметчика по плечу.

— Огонь по мосту! — крикнул он. — Смотрите, немцы!

Пулеметчик развернул ствол в направлении новой цели.

— Бегом в штаб, — сказал Гас первому попавшемуся солдату. — Доложи, что враг наступает по восточному мосту. Живо, живо! — крикнул он. Потом нашел сержанта. — Передайте всем, пусть стреляют по мосту. Выполняйте!

Гас направился на запад. Тяжелые пулеметы невозможно перемещать быстро: «гочкисс» с треногой весил сорок килограммов, — но он приказал всем гренадерам с винтовками и минометным расчетам перейти на новые позиции, откуда можно защитить мост.

Первые ряды немцев начали редеть, но оставшиеся продолжали наступать. В свой бинокль Гас увидел высокого человека в форме майора, показавшегося ему знакомым. Он спросил себя, не встречались ли они до войны. Прямо у него на глазах майор упал на землю.

Немцы шли под мощным прикрытием артиллерии. Казалось, все находившиеся на северном берегу орудия, до последнего ствола, были нацелены на южный берег у железнодорожного моста, где находились защищавшие мост американцы. Гас видел, как его солдаты падают один за другим, но на место каждого убитого или раненого он ставил нового, и стрельба почти не прерывалась.

Теперь немцы уже не бежали: они залегли и стреляли, используя в качестве жалкого укрытия тела погибших товарищей. Самые храбрые продолжали наступать, но с ними, ничем не защищенными от пуль, быстро покончили.

Стемнело, но это не имело значения: с обеих сторон продолжали стрелять во всю силу. Противник превратился в неясные силуэты, освещаемые вспышками орудий и разрывами снарядов. Гас перевел несколько тяжелых пулеметов на новые позиции. Он был почти уверен, что эта внезапная атака — не уловка, придуманная, чтобы прикрыть переход реки в другом месте.

Положение было безвыходное, и немцы наконец это поняли и стали отступать.

Увидев на мосту группы санитаров с носилками, Гас приказал своим прекратить огонь.

В ответ смолкла и немецкая артиллерия.

— Ну надо же! — сказал Гас, ни к кому конкретно не обращаясь. — О Боже всемогущий, похоже, мы отбились!

VI