Гибель гигантов

Они вышли из здания вокзала. Этель было приятно идти с ним под руку, хоть она и понимала, что это глупо. Его смелость ее удивляла. Его было легко узнать даже издали. Что если навстречу попадется кто-нибудь из его друзей? Наверное, они сделают вид, что не заметили друг друга. У представителей класса, к которому относился Фиц, ожидать верности от человека, который женат уже несколько лет, было не принято.

Они проехали несколько остановок на автобусе и вышли в скандально известном пригороде Челси. В этом районе недорогого съемного жилья селились художники и писатели. Что же, интересно, хотел он ей показать? — подумала Этель. Они пошли по улице вдоль маленьких коттеджей.

— Вы видели когда-нибудь парламентские дебаты? — спросил Фиц.

— Нет, — ответила Этель. — Но очень бы хотела.

— Для этого нужно получить приглашение от члена парламента или пэра. Хотите, я устрою?

— Да, хочу!

Казалось, он обрадовался, что она согласилась.

— Я узнаю, когда будет происходить что-нибудь интересное. Может, вы захотите послушать выступление Ллойда Джорджа?

— Да!

— Сегодня он собирает правительство. Думаю, вечером он присягнет королю в качестве премьер-министра.

Этель задумчиво смотрела по сторонам. Местами Челси напоминал деревню, которой был сотню лет назад: оставалось много старых деревенских домиков, приземистых, с большими садами и огородами. В декабре мало что зеленело, но все равно пейзаж — приятный, почти сельский — радовал глаз.

— Забавная штука политика, — сказала она. — С тех самых пор как начала читать газеты, я хотела, чтобы Ллойд Джордж стал премьер-министром, но теперь, когда так и случилось, меня это огорчает.

— Почему?

— Он самый ярый сторонник войны в правительстве. Его назначение может уничтожить всякую надежду на мирные переговоры. Но с другой стороны…

Фиц, похоже, заинтересовался.

— Что же?

— Он — единственный, кого, если он все-таки начнет мирные переговоры, не станут за это распинать кровожадные газетчики Нортклиффа.

— В этом-то все и дело! — взволнованно сказал Фиц. — Сделай это кто угодно другой — и все газеты завопили бы: «В отставку Асквита! — или Бальфура, или Бонара Лоу, — и ставьте Ллойда Джорджа». Но уж если они начнут нападать на Ллойда Джорджа — вообще никого не останется.

— Значит, может, и есть надежда на мир.

— А почему бы вам не надеяться на победу, а не на мир? — сказал он, не скрывая раздражения.

— Потому что именно надеясь на победу мы и заварили эту кашу, — спокойно сказала она. — Что вы хотели мне показать?

— Вот что, — сказал он, останавливаясь у калитки. Он отпер ее и распахнул перед Этель. Они вошли в сад, окружавший уединенно стоящий двухэтажный дом — таким домом вполне мог бы владеть известный музыкант, подумала Этель, или знаменитый актер. Фиц вынул из кармана ключ и отпер дверь. Они вошли, он закрыл дверь и поцеловал ее.

Она поддалась. Ее так давно не целовали, и она чувствовала себя как умирающий от жажды в пустыне путник. Она обвила руками его шею и прижалась к нему. Этель чувствовала, что он желает ее так же отчаянно, как она его. Но еще не потеряв контроль над собой, она успела его оттолкнуть.

— Не надо, — сказала она, задыхаясь, — перестаньте!

— Почему?

— В прошлый раз это кончилось тем, что мне пришлось разговаривать с вашим чертовым законником, — сказала она, отстраняясь. — Я уже не так наивна, как раньше.

— Теперь все будет по-другому, — сказал он, тяжело дыша. — Теперь я понимаю, каким дураком был, что расстался с тобой. Я был молод и глуп.

Чтобы успокоиться, она заглянула в комнаты. Там было полно неуклюжей старой мебели.

— А чей это дом? — спросила она.

— Если захочешь — твой.

— Что это значит?

— Ты с ребенком могла бы жить здесь, — объяснил он. — Здесь много лет жила наша бывшая экономка, работавшая еще при моем отце. Несколько месяцев назад она умерла. Ты можешь обставить дом по-своему, купить новую мебель.

— Жить здесь? — сказала она. — В каком качестве?

Он не мог заставить себя сказать это.

— В качестве вашей любовницы? — сказала она.

— Здесь у тебя будет няня для ребенка, пара служанок, садовник. Даже автомобиль с шофером, если пожелаешь.

Она желала, чтобы здесь был он, вот что было главное.

Он неправильно истолковал ее задумчивость.

— Может, хочешь дом побольше? Или лучше в Кенсингтоне? Хочешь экономку, дворецкого? Я дам тебе все что угодно, неужели ты не понимаешь? Моя жизнь без тебя пуста.

Она видела, что он говорит правду. Во всяком случае, прямо сейчас это было правдой — когда он хотел ее и жаждал удовлетворить свое желание. Но по собственному горькому опыту она знала, как быстро все может измениться.

Беда в том, что она хотела этого так же сильно.

Должно быть, он это понял — и снова обнял ее. Она запрокинула лицо, чтобы он ее целовал. «Да, я хочу еще!» — думала она.

И снова оторвалась от него — прежде чем потеряет контроль над собой.

— Ну как? — сказал он.

Пока он ее целовал, она была не в состоянии принять разумное решение.

— Мне нужно побыть одной, — сказала она. И заставила себя отойти от него, пока не стало слишком поздно. — Я иду домой, — сказала она. Открыла дверь. — Мне нужно время. Я должна подумать.